В Питере, на Невском, напротив Казанского собора исполняли песню NoizeMC* «Кооператив «Лебединое озеро» — уличные музыканты играли, молодежь подпевала и скакала.

Иван Шилов ИА Регнум

Сам автор давно эмигрировал и объявлен иноагентом, песня запрещена: строчки «Я хочу смотреть балет — пусть танцуют лебеди» оценены как призыв к государственному перевороту (отсылка к ГКЧП), а слова «где вы были восемь лет», относящиеся к Донбассу, высмеиваются как бы с антивоенных позиций. Но питерцев это не останавливает.

Молодежный протест, что вы хотите? Так это и видит наша политическая эмиграция, для них это подтверждение того, что в России зреет недовольство и «великие потрясения».

Но дело в том, что большинство танцующих и поющих не понимают «революционного» смысла песни, для них это просто классный трек популярного рэпера.

Кто понимает, так это организаторы и исполнительница — для них это действительно политическая акция. Такой сигнал своим «в изгнаньи» — мы тут, мы готовим почву, работаем с молодежью.

Все это не раз было в нашей истории. Например, после революции 1905 года, когда часть «борцов с режимом» укрылась в эмиграции, а другая продолжила работу по подготовке «новой бури». Не только «учила марксизму» рабочих, но и всячески высмеивала «кровавое самодержавие» и «антинародные аристократию и чиновничество».

Потом была война, февральский переворот и октябрьская революция (хотя в первые послереволюционные годы их называли наоборот — февральской революцией и октябрьским переворотом).

Споры о том, кто больше виноват в событиях 1917-го, идут до сих пор — в диапазоне от «заговор врагов России, внутренних и внешних» до «реакционный и отсталый царский режим был обречен самим ходом истории». Исправить в прошлом мы ничего не можем, зато в наших силах понять настоящее и сформировать будущее.

Протест молодежи — естественное явление. А уж в бурные суровые эпохи — тем более. Как и желание радикальной оппозиции, революционеров и внешних противников использовать его в своих целях.

А вот степень успешности их усилий зависит уже от состояния всего общества, народа, власти. От того, чего они хотят и как реагируют, в том числе и на протест.

Нужно ли вестись на провокации или игнорировать их? Нужно ли закручивать гайки или нет?

Понятно, что в ходе войны все обостряется: есть реальная, а не выдуманная угроза террористических актов и диверсий, причем нарастающая. Радикальная оппозиционно-революционная часть общества становится удобной средой для вербовки натуральных диверсантов и террористов.

И если в начале прошлого века убивали министров, губернаторов и полицейских, то сейчас устраивают диверсии на железных дорогах и убивают генералов и популярных военкоров.

Далеко не все теракты устраивают «обманутые граждане» или агенты СБУ. Дарья Трепова, взорвавшая Владлена Татарского, принадлежала как раз к «антивоенному протесту».

Так что беспокойство спецслужб вполне можно объяснить и, как следствие, понять определенные запреты и ограничения. И даже «отмену» ряда эмигрировавших «деятелей культуры», превратившихся в борцов уже не с Путиным, а с собственной страной.

При этом нужно быть готовым к тому, что кого-то из них будут пытаться превратить в символ протеста — как того же Нойза*.

Но тут очень важно не перегибать палку, потому что так можно дойти и до полного запрета песен «Аквариума» и «Машины времени», романов Акунина (Чхартишвили*) и фильмов с эмигрировавшими актерами, что отчасти уже и происходит. Это не просто неэффективно, но и неправильно.

Не только потому, что русская культура принадлежит в первую очередь тем, кто живет в России, и нельзя обеднять ее из-за позиций автора. Лев Толстой в свое время отпал от Церкви и критиковал власти, но никто не запрещал «Войну и мир».

А вот неумные запреты в советские годы уехавших на Запад писателей — точнее, их ранее вышедших в Союзе книг — били по репутации власти, а не писателей.

Понятно, что Акунин* — не Толстой, а его «пацифизм» оборачивается поддержкой Зеленского и ВСУ, но отвернуться от Фандорина читатели могут только сами, а не вследствие запретов.

Тем более что сами по себе подобные запреты создают неправильную атмосферу, удобную как раз для тех, кто делает ставку на «великие потрясения». Потому что помогают внушать той же молодежи убежденность в том, что «Россия — страна запретов». Причем не только книг и песен — но и всего на свете.

И тут уже огромный вклад вносит пресса. Бесконечные заголовки типа «Власти хотят ограничить» или «В Госдуме предложили запретить» каждый день мелькают перед глазами наших граждан.

И совершенно неважно, что большинство из этих заголовков или создается ради хайпа самими медийщиками (позвоним этому депутату, спросим про запрет, пусть он нам скажет, что за), или провоцируется депутатами и активными общественниками ради собственного пиара.

Как неважно и то, что абсолютное большинство «запретов» не реализуется. Кто за этим следит? Ведь есть же и реальные запреты, и откровенно бессмысленные (и неудачные) попытки власти запретить или ограничить тот же Telegram или WhatsApp.

Все вместе это и создает ситуацию, в которой легче всего проталкивать идею о том, что в России существует «всеобщая мания запретительства», и делать так, чтобы в это поверила прежде всего молодежь.

И вот это уже действительно опасно, потому что накладывается на молодежный протест как таковой. «Старики нам все запрещают — долой их», — именно под таким лозунгом эмигранты-реваншисты больше всего мечтают поднять молодежь.

Наша уверенность в том, что у них ничего не получится (ведь «слишком далеки они от народа» — и это во многом так), не должна оправдывать ни надуманные запреты, ни отсутствие борьбы с зудом запретительства.

Сейчас еще не время для лозунга «запрещается запрещать», но мы сильны своей широтой (не путать с отсутствием нравственного стержня) и желанием докопаться до сути, а не самозапретами и надуманными ограничениями. Когда мы уверены в том, что стоим за правду, бояться нам нечего.

*Физическое лицо, выполняющее функции иностранного агента.