Удар украинских боевиков по Курской области мгновенно оживил дискуссии о том, какой логикой руководствуются при планировании таких операций украинские (или натовские) командующие и чего пытаются добиться.

Иван Шилов ИА Регнум

Ко всему этому примешивается и тот удивительный для меня факт, что для многих ораторов такие действия раз за разом становятся неожиданностью.

Если отбросить очевидно абсурдные версии о коллективном безумии украинских войск и штабов или о том, что их ведёт за старую границу некий инстинкт, как у леммингов, то следует признать наличие рациональности в их действиях.

Другое дело, что она серьёзно отличается от той, к которой привыкли у нас. Это — одна из главных проблем во многих действиях, попытка распространить свою внутреннюю картину мира на врага при полном отсутствии желания его изучать и ставить себя на его место.

Именно это приводит к пресловутому «эффекту неожиданности», каковым для многих последовательно становились атаки на Белгородчину или Курск. Неожиданность, в свою очередь, порождает страх и панику.

И вместо анализа мы видим очередные угрозы стереть Украину с лица земли и призывы убивать мирных жителей в ответ на украинские преступления — один из ярких признаков паники в медийных и околомедийных кругах.

Для понимания же ситуации надо снова и снова пристально рассматривать ситуацию на Украине. Это государство не просто находится под внешним управлением, но в первую очередь на полном внешнем снабжении, как финансовом, так и материальном. Вся их экономика — это обмен граждан, пригодных к ведению боевых действий, на деньги и оружие.

Поэтому, как можно отметить, единственным по-настоящему надёжным основанием для освобождения от мобилизации там является работа на иностранную компанию или в иностранной организации. По факту только такие люди значимы для военной экономики Украины, остальные только нагрузка, получатели иждивенческих пайков того или иного вида.

В бои реже пускают тех мужчин, от кого ещё ждут появления потомства, и женщин способных рожать: они ещё должны произвести единственный ценный ресурс Украины, который невозможно поставить извне, — живую силу.

Территории же для Украины не так уж и важны, ведь на них ничего не производят, да и на экономику они влияют только отрицательно. Всех, кого оттуда могли забрать, забрали. Тех, от кого хотели избавиться, оставили.

С точки зрения Украины, территории — это лишь некие символы, но реальную важность представляют не они, а ровно один американский вопрос: «Что мы получили за 350 миллиардов баксов?»

И ответом на него не может быть «удержание красногоровского горсовета» или села, которое и на карте-то сложно найти. Ни то, ни другое, для американца не стоит 350 миллиардов.

Просто попробуйте представить себе 350 миллиардов прямой помощи. Прибавьте к ним всякие социальные программы, кредиты, поддержание угасающего подобия жизни на территории большого военного лагеря, цену обучения военных и так далее. Это больше, чем бюджеты большинства стран мира. Это число вообще легче записать на бумаге с помощью «10 в степени», чем привычным образом. Подумайте об этом числе, попробуйте его понять и перевести в какие-нибудь привычные эквиваленты. Вряд ли получится — настолько оно велико.

И такая космическая сумма не стоит территориальной целостности Украины. Да что там целостность — вся Украина не стоит столько. За такие деньги можно купить себе новую Украину и построить её с нуля.

Крым та страна отдала без боя, да и был он постоянно пытавшейся отделиться республикой. Донбасс — предмет многолетней войны, территория, которая (даже с украинской точки зрения) то ли сама восстала, то ли Россия помогла и которая очень давно фактически Украиной не контролировалась. Всё это, скорее, фантомные боли государства, а не потери, которые нельзя пережить? Особенно иностранным «инвесторам». Потому они и не могут быть для Америки причиной тратить безумные сотни миллиардов.

Вот победа над Россией — это да, она может столько стоить. Она и больше может стоить. Не потеряв ни одного американского солдата, фактически быть первыми с 1944 года иностранными войсками (пусть и с помощью своих украинских «прокси») на международно признанной территории РФ, которые продержались там более суток, — это ценный приз.

Это знают и на Украине: они же этим зарабатывают и на этом живут. Воевать без денег нельзя, а деньги будут давать только за мощные победы.

Это, кстати, не значит, что американцы планировали удар. Украинцы вполне могли, чувствуя, что финансирование урежут, и сами пойти на обострение. В конечном счёте, это вопрос выживания режима как такового.

Он же давно воюет против России. Воюет на всех территориях, которые Россия решила взять под защиту. Воюет со всеми людьми, которые решили вернуться в Россию.

Там уже слышали, что они воюют на территории РФ, например, в Херсоне или Красном Лимане. А если они давно и везде, где могут, воюют против России и делают это на конституционной территории России, то никто из них не думает про разницу между «новыми» и «исконными» регионами. Где могут, там и воюют. Где придумали, там и воюют. Где могут сделать больно, там и делают.

Более того, на Украине знают, что в России, как ни удивительно, еще сильна инерция, заставляющая воспринимать бои за «новые» территории несколько иначе, чем за «старые». Ведь на «новых» конфликт длится уже давно, а про перенос такой возможности на «старые» всерьез никто, похоже, не мыслил. Считая, что они защищены самим фактом своей «исконности».

Украина уже привыкла вести не классическую войну по советским учебникам, а с параллельным влиянием и давлением на мысли больших масс людей. А что может быть в этом смысле эффективнее, чем прийти туда, где люди чувствовали себя в безопасности, и устроить ад? И громко заявлять, что теперь каждый россиянин может оказаться в таком положении.

Тем более что они следят, видят реакции и знают, что это может сработать.

Понятно, что с точки зрения нашей военной науки Украина в Курской области проиграет, и операция эта бессмысленная. Но также понятно и другое: они не живут и не планируют свои действия по этой науке, у них есть своя.

В военном смысле мы этот раунд выиграем, тут сомнений ни у кого нет и быть не может. Но в остальном есть масса вопросов. Дело ведь не в том, что у украинцев уже очевидно есть своя «школа», а в том, что мы за столько лет не можем к этому привыкнуть и понять.