Из тех вещей, которые ни в коем случае не нужно делать в Польше, позиция «никогда не шути про Иоанна Павла II» стоит едва ли не на первом месте.

Иван Шилов ИА Регнум

Но режиссеры одного из самых крутых комедийных сериалов современности, рассказывая о Польше XVII века, сумели пошутить так, что это получилось одновременно и смешно, и безопасно: главный герой, мелкопоместный шляхтич Адамчевский, мечтает стать «самым известным Яном-Павлом в истории Польши».

Но вряд ли имеет шансы по своему природному скудоумию, заносчивости и чрезвычайной самовлюбленности. Хотя человек, без сомнения, обаятельный и одевается со вкусом.

В сентябре нынешнего года вышел второй сезон «1670» об истории — нет, не Средневековья, как везде пишут — Нового времени. Хотя перепутать легко: жители деревни Адамчихи, родового поместья Яна-Павла, ходят по щиколотку в такой же густой и обильной грязи, что была и на сто лет ранее, и так же редко моются. А по признанию дочери ясного пана, её отец «застрял сознанием в средневековье».

Просто герои не забывают почаще сообщать, какая теперь Речь Посполитая великая держава, как в ней процветает демократия и что поляки — лучшие люди в мире.

Вся эта история (продолжение которой существенно беднее, чем цельный и благоухающий навозом сюжет первой части), как асфальтоукладчик, катится по всем архетипам польского национального характера.

Беззлобно, но едко высмеивается знаменитый гонор и «сарматская теория» о происхождении знати от сарматов — в отличие от холопов. Отлично подсвечена легендарная дутая воинственность поляков: «Я присутствовал при всех пяти крупных поражениях».

Авторы по-доброму, но очень метко прошлись по манерам католической церкви и религиозному фанатизму. А лобовые шутки и гэги про современное «свободное общество» и причудливые формы ущемления прав других конфессий и национальностей в Польше отлично заходят через карикатурные сюжеты XVII века.

Вот и во втором сезоне «1670» отставной крылатый гусар Богдан (везде рассекающий в полной форме) решает открыть магазин патриотической одежды под брендом «Швед is Bad» — по аналогии с современным (уже запрещенным), запущенным в среде польских правых «Red is Bad».

Вроде бы всё в контексте: в указанном году Польша только оправилась после шведского вторжения, более известного как «Кровавый потоп». Но при этом очень свежо и современно.

«Бог, честь и Отчизна — вот три самые частые причины гибели польской знати», — и как человек, проживший некоторое время в Польше, я могу констатировать, что в целом люди там к особой самоиронии несклонны. А многие из них на самом деле очень похожи на героев сериала — в том числе и никуда не девшиеся шляхтичи с гербами.

Машут виртуальными саблями, громко кричат о своих правах, чуть что — ругают немцев (и шведов тоже), никогда не идут на компромисс, страшно гордятся великой историей, гнобят холопов (благо теперь их в избытке), упускают хорошие возможности ради глупых принципов.

Но никогда не готовы жертвовать лично чем-то существенным.

Как говорил еще один «самый известный человек в истории Польши», диктатор Второй Речи Посполитой Юзеф Пилсудский, «любимое состояние поляков — нерешительность». И обещал попросить у Бога после смерти, чтобы он больше никогда не посылал в Польшу великих людей.

Тем не менее сериал зашел на «отлично», набросав в повседневный быт новых мемов и крылатых цитат.

В этом-то и состоит главный интерес кино, пересказывать которое бессмысленно. Все мы, жители некогда единого культурно-политического пространства, в котором находилась большая Русь и Речь Посполитая, не слишком склонны к самоиронии, хотя она — самый надежный показатель моральной зрелости общества.

У всех нас история (чаще всего специально очищенная от неудобных примесей) имеет продолжение в настоящем. И обязательно есть перечень того, что «свято», о чем нельзя не только шутить — но даже пытаться критически осмыслить.

Взять, к примеру, даже отношение к давно умершим людям. Все они — часть истории и даже часть этой земли. Однако современная политика определяет, кто из них прав, кто виноват, кому можно памятник, а кому нет.

Вот и сейчас я пишу эти строки, а сознание судорожно мечется: про Польшу и Украину можно говорить что угодно, а про Россию — надо бы поостеречься.

Пошутишь что-то про Сталина, например, и тут же окажешься меж двух огней, где обе стороны не в состоянии переступить через набор своих стереотипов. И вот ты уже одним оскорбил светлую память вождя и опорочил великую Родину, а другим — вступил на пусть истинный, помог очищать головы затурканных граждан от советских штампов и вести их к свету истины о репрессиях.

Но ведь это еще лайт-версия.

В этом смысле очень показательна реакция на сериал украинской аудитории (российская всё равно почти ничего не поняла). «Вот молодцы поляки, умеют посмеяться над собой», — пишут рецензенты и тут же с пеной у рта обрушиваются на создателей отечественного сериала «Выговский».

«Но это не какой-нибудь полузабытый шляхтич Ян-Павел. Это — гетман Украины Иван Выговский, который в 1659 году нанес едва ли не самое большое поражение московскому войску за всю его историю — под Конотопом. И теперь мы делаем комедию из этой фигуры. Ирония над ним будет звучать как обесценивание героя. Это именно то, чего веками добивалась московская пропаганда — выставить гетманов смешными или предателями. Следующими будут комедии о Хмельницком и Бандере?»— бьется в истерике один из патриотических пабликов.

То есть смеяться над чужими великими деятелями можно. Причем во втором сезоне «1670» появляется сам Ян Собеский (который четыре года спустя станет королем Польши и разобьет турок под Веной), и его подозревают в краже полотенец на турецком курорте. А вот со своими — только носиться как с писаной торбой, поскольку подростковые комплексы еще не изжиты, и события 360-летней давности неимоверно важны, чтобы кому-то что-то доказать.

Или не кому-то, а самим себе, поскольку в нынешней жизни гордиться особо нечем.

Хотя я бы с удовольствием посмотрел сериал про гетмана Мазепу, который очень похож на современных украинских политиков-олигархов: архетип безмерно жадного, лживого и изворотливого вождя тоже никуда не делся из национального характера.

Или про похожесть российского чиновничества на своих далеких предшественников — бояр, думных дьяков, предводителей уездного дворянства. Ведь со времен «Иван Васильевич меняет профессию» никакой толковой сатиры, связывающей далекое прошлое с настоящим, у нас и не было. Новый Салтыков-Щедрин что-то никак не родится.

Наоборот, есть свои попытки отлить прошлое в бронзе: в нынешний День народного единства положено транслировать только взвешенные и патриотичные оценки. А ведь начался он с того, что в том же самом XVII веке русские бояре сами и добровольно предложили стать царем польскому королевичу Владиславу. К слову, до 1634 года титуловавшемуся московским царем и хранившему красивую корону, надеть которую не дали вредные нижегородцы.

Польский гарнизон тогда зашел в Москву в рамках этого политического решения, а не просто из любопытства или безмерной храбрости.

Русский, который пытается быть «настоящим европейцем» даже ценой разрушения своей страны, — это образ, совершенно точно не утративший бодрой актуальности. Особенно в декорациях условной Адамчихи, до обустройства которой мечтателю о коннекте «со всем цивилизованным миром» так же нет дела, как и польскому пану Адамчевскому.

Российское общество, безусловно, давно вышло из состояния подростковой экзальтации, в которую пинками загнали общество украинское. Но всё же пока не научилось воспринимать историю во всей её полноте, где всё — наше. И, главное, без излишних эмоций и споров «чей борщ».

А это очень ценное умение, которому можно поучиться на удачных примерах. В том числе и в той борьбе, которая отчаянно ведется на информационных фронтах: смех — куда более грозное оружие, чем километровые простыни умных, идеологически выверенных статей.

Даже страдальцы по имиджу покойного гетмана Выговского это отлично понимают.