Августовские переговоры в Белом доме между президентом США Дональдом Трампом и президентом Украины Владимиром Зеленским при участии ведущих европейских лидеров удивили отсутствием польской стороны.

Иван Шилов ИА Регнум

Страна, которая на протяжении более чем трёх лет позиционировала себя как главного «адвоката Украины» в Европе и одного из самых последовательных защитников интересов Киева на международной арене, как будто бы оказалась исключённой из числа участников этой судьбоносной встречи.

В то время как в Вашингтон прибыли президент Франции Эммануэль Макрон, канцлер Германии Фридрих Мерц, премьер Великобритании Кир Стармер, премьер Италии Джорджа Мелони и даже президент Финляндии Александр Стубб — представителям Польши места не нашлось.

Со стороны это выглядело довольно однозначно: громкие претензии польских политиков на региональное лидерство «подкрепляются» полным отсутствием реальных рычагов влияния.

Это исключение моментально спровоцировало острую дискуссию в Варшаве.

Официально было заявлено, что Польша просто не участвует в идее «коалиции желающих», которая состоит в отправке вооружённых сил на Украину — её поляки не поддерживают категорически. Правда, аргумент слабоват: присутствовавшая на встрече Мелони также выступает против введения европейского миротворческого контингента.

Отсутствие Польши на вашингтонских переговорах вызвало неоднозначную реакцию в польском обществе.

С одной стороны, многие поляки действительно не поддерживают идею отправки войск на Украину, опасаясь эскалации конфликта. С другой — исключение из ключевых международных форматов воспринимается как национальное унижение.

При этом основные политические силы страны — и правящая коалиция премьера Дональда Туска, и оппозиционная партия «Право и справедливость» (PiS, поддерживающая президента Кароля Навроцкого) — занимают схожие позиции по украинскому вопросу. Это означает, что проблема не решится автоматически со сменой власти.

Такой же полярности в оценке ситуации придерживалась польская пресса.

Провластные издания пытались преуменьшить значение отсутствия Польши, в то время как оппозиционные медиа использовали ситуацию для критики правительства. Вместе с прессой спорили и политические деятели.

Например, лидер правой партии «Конфедерация» Славомир Ментцен с горечью заметил: «Несмотря на огромную помощь Украине и географическую близость, мы оказались менее значимыми даже по сравнению с Финляндией».

Коллега Ментцена из «Конфедерации» Ева Зайчковска-Херник в свою очередь раскритиковала премьера Туска за его прежние комментарии о Трампе, которые, по её словам, могли навредить их отношениям.

«Возможно, если бы Туск не назвал Дональда Трампа российским агентом <…> был бы шанс бороться за польские интересы за столом переговоров с другими странами, а не наблюдать за всем этим издалека как аутсайдер», — сказала она.

Пресс-секретарь президента Польши Рафал Лескевич сказал, что Навроцкий перед встречей поговорил с Трампом и европейскими лидерами и изложил позицию республики. Да и вообще переживать не стоит: у Навроцкого будет достаточно возможностей донести своё мнение об Украине и безопасности до администрации США, когда он поедет в Вашингтон на двусторонние переговоры 3 сентября. По крайней мере, на них присутствие поляка гарантировано.

В то же время вице-министр иностранных дел Владислав Теофил Бартюшевский попытался представить дело так, будто всё нормально: «Польша — страна среднего размера, её влияние не тождественно влиянию Германии или Великобритании».

Но такие заявления лишь подчёркивали масштаб дипломатического поражения — официальные лица фактически признавали второстепенность своей страны в глазах ключевого союзника. Да и, к слову, Финляндия — страна по размерам гораздо меньшая в сравнении с Польшей.

И чем дальше шло дело, тем становилось яснее: ситуация гораздо сложнее и, вероятно, свидетельствует о более серьёзной и глубокой проблеме, чем может показаться.

Конфликт дошёл до президента Навроцкого и министра иностранных дел Радослава Сикорского: в их администрациях не только не могли определиться, кто именно — Трамп или Зеленский — отправлял приглашения и почему польская сторона не проявила достаточной активности для участия в переговорах, но и перекладывали ответственность друг на друга.

Руководитель канцелярии президента Марчин Пшидач публично обвинил Сикорского (и частично Туска) в том, что тот не заявил о готовности Польши участвовать в этом визите, в то время как сам глава МИД настаивал, что, вообще-то, приглашения в Белый дом исходят исключительно от американского президента.

В ответ Сикорский напомнил, что президент Навроцкий «пришёл к власти при поддержке оппозиционной PiS и имеет привилегированные отношения с администрацией Трампа, поэтому они могли бы использовать это на благо Польши и Европы».

А позднее заместитель министра иностранных дел Марчин Босацкий указал, что «Пшидач лжёт»: в ведомстве ждали указаний из канцелярии президента, но так и не получили сигналов. Соответственно, «вина лежит на окружении Навроцкого».

По словам Босацкого, Пшидач в принципе игнорирует любые попытки коммуникации между канцелярией и МИД.

Сама по себе внутренняя неразбериха в польской дипломатии говорит о многом. В критический момент, когда решается будущее региона, польские власти оказались неспособными координировать свои действия.

Но есть и еще один нюанс, который позволяет взглянуть на ситуацию под другим углом.

Согласно польской конституции, внешняя политика разделена между двумя субъектами: правительством и президентом. Правительство имеет право формировать и проводить внешнюю политику, в то время как президенту предоставляются определённые прерогативы в соответствии с конституцией, такие как ратификация международных договоров и представление государства на международной арене.

Это оставляет специфическую двусмысленность в отношении того, кто же в конечном счете отвечает за внешнюю политику Польши.

На международной арене ярче всего это было продемонстрировано в 2008 году. Действующие премьер-министр Туск и президент Лех Качиньский оба решили ехать на саммит лидеров стран ЕС в Брюсселе. И Качиньский, и Туск настаивали на своём «полномочии» представлять Польшу, что и привело к конфликту и унизительной неловкости, поскольку оба не имели чёткого плана координации действий.

Такое положение можно исправить, но только путём внесения поправок в конституцию — именно этим занимается Навроцкий, который анонсировал масштабные конституционные изменения ещё на своей инаугурации.

И источники утверждают, что польский президент намерен изменить в конституции почти каждый раздел и, главным образом, Навроцкий стремится изменить государственный строй так, чтобы значительно расширить президентские полномочия.

Однако, даже если ситуация с переговорами станет очередным аргументом для изменений в основной закон республики, это не отменяет того, что в новой дипломатической реальности, где доминируют прямые контакты между Москвой и Вашингтоном при участии крупнейших европейских держав, Варшава рискует оказаться на периферии большой политики.

Это особенно болезненно на фоне того, что Польша продолжает нести значительные экономические и политические издержки от поддержки Украины — от размещения миллионов беженцев до поставок вооружений и попыток дипломатического давления на Россию.

Однако когда настаёт время определять условия мира и будущую архитектуру безопасности в регионе, польский голос оказывается невостребованным.

Возможно, самым тревожным сигналом для польской элиты стало понимание того, что мирный процесс может развиваться по сценарию, где интересы Польши будут учтены в последнюю очередь. Вполне очевидно, что стороны готовы договариваться о судьбе региона без активного участия тех, кто понесёт последствия любых договорённостей.

И в этой логике Польша становится не субъектом, а объектом большой дипломатии — страной, которая должна будет приспосабливаться к решениям, принятым другими.