«Половина отравлена насмерть»: как «атака мертвецов» остановила немцев

6 августа 1915 года с фронта приходило множество сообщений — как и сейчас из зоны СВО. Но одна из сводок — о контратаке русской армии в ходе боя местного значения у опорной крепости Осовец — навсегда осталась в истории. Прежде всего потому, что по правилам логики и теории вероятности этого события быть не могло.

Но это было: 60 русских солдат и офицеров, отравленных германскими боевыми газами, обратили в бегство 7 тысяч наступавших немцев. С подачи врага произошедшее было названо «атакой мертвецов».

Небольшая крепость Осовец у одноимённого местечка в 50 километрах от Белостока создавала проблемы кайзеровской армии с самого начала Великой войны.

От позиций наших войск до границы с Восточной Пруссией было чуть более 23 километров. В августе 1914 г. в направлении города недалеко от Осовца — Новогеоргиевска (современный польский Модлин) — выдвинулась крупная немецкая группировка.

В сентябре примерно такая же по численности группа — около 40 батальонов —двинулась на Осовец. Но два случая заметно отличались.

На крепостных укреплениях Новогеоргиевска находилось почти 100 тысяч человек при 1 тыс. тяжёлых орудий. Для сравнения: в боевом составе гарнизона Осовца на пике боёв за крепость числилось чуть более 32 тысяч бойцов: пехотинцев, казаков, кавалеристов погранстражи и ополчения, артиллеристов и сапёров.

Тем не менее войска в Новогеоргиевске смогли выдержать немецкий натиск лишь 15 дней. 20 августа, когда противник захватил большую часть фортов, командующий гарнизоном, генерал от кавалерии Николай Бобырь отдал приказ о капитуляции. Он объяснил это тем, что войска Северо-Западного фронта, отступавшие восточнее Варшавы, не могли помочь группировке в Новогеоргиевске.

Как бы то ни было, немцам досталось в хорошем состоянии более 1600 орудий, в том числе дальнобойных. В плен сдались 80 тысяч солдат, из них — более 2,1 тысячи офицеров, среди которых было 18 генералов, включая командующего Бобыря. «Новогеоргиевский позор» — как это назвали в прессе — стал болезненным ударом по боевому духу нашей армии в самом начале войны.

Семимесячная оборона

Но воодушевляющим контрастом стали начавшиеся в сентябре бои у Осовца, который в начале войны защищал только Новгород-Северский пехотный полк. Пехотинцы отбили первый немецкий штурм, после чего на помощь им пришли свежие подразделения, и, как тогда говорили, «погнали германца».

Начало следующего, 1915-го было тяжёлым для наших войск в Польше и Восточной Пруссии. В конце января — начале февраля немцы в Восточной Пруссии разбили основные силы 10-й армии у Мазурских озёр.

Но бойцы этой армии сдерживали немецкий натиск в течение 10 дней, что позволило нашим главным силам организованно отойти на линию от Ковно (Каунаса) до Осовца.

В первую февральскую неделю немцы снова подошли к Осовцу, которую обороняла 57-я дивизия генерала Николая Омельяновича. Это было начало второй, куда более тяжёлой осады крепости. Оборона длилась около семи месяцев.

«Кирпичные постройки разваливались, деревянные горели, слабые бетонные давали огромные отколы в сводах и стенах; проволочная связь была прервана, шоссе испорчено воронками; окопы и все усовершенствования на валах, как-то: козырьки, пулемётные гнёзда, лёгкие блиндажи, стирались с лица земли», — вспоминал один из выживших свидетелей немецких штурмов, офицер Сергей Хмельков — участник обороны Осовца, впоследствии советский военный теоретик.

«Прекрасное настроение духа»

Крепость не сдавалась, даже когда стало ясно, что у противника явное преимущество в живой силе и технике. А техника была самой передовой по тем временам: пулемёты, аэропланы и дальнобойные орудия, включая перевезённые к крепости «Большие Берты» — гигантские мортиры калибром 420 мм. К Осовцу, пока в качестве «средства психологического давления», были отправлены две из девяти «Берт», бывших в распоряжении кайзеровской армии.

На требование германского командования капитулировать гарнизон ответил отказом. После этого заработали «Берты» и артиллерия меньшего калибра. По оценкам специалистов, по укреплениям Осовца противник выпустил не менее 250 тысяч снарядов. Это не считая обстрелов с аэропланов.

Защитники гарнизона каждый день недосчитывались множества товарищей, но крепость не сдавалась.

Сохранилось описание, сделанное одним из немецких военных. «Страшен был вид крепости, вся она была окутана дымом, сквозь который то в одном, то в другом месте вырывались огромные огненные языки от взрыва снарядов, — свидетельствовал офицер противника. — Столбы земли, воды и целые деревья летели вверх, земля дрожала, и казалось, что ничто не может выдержать такого ураганного огня».

В это же время командование русского гарнизона отчитывалось:

«На флангах крепости спокойно. Отдельные сооружения крепости, артиллерия и гарнизон вполне сохранили обороноспособность, прекрасное настроение духа гарнизона».

Известен разговор между германским парламентёром и комендантом Осовца, генерал-лейтенантом Николаем Бржозовским (героем русско-турецкой кампании, участником китайского похода и русско-японской войны). На предложение сдаться Бржозовский выдвинул встречное предложение: немец остаётся с защитниками крепости с условием — если штурм будет неудачным, немца повесят, а если крепость будет взята, то пусть повесят его, Бржозовского.

Понятно, что такие условия противник счёл неприемлемыми.

Немцы начали подготовку к третьему штурму. Командование противника приняло решение использовать химическое оружие. В последние недели июля немцы установили в окрестностях Осовца несколько тысяч баллонов со смесью хлора и брома и стали ждать ветра в нужном направлении. «Нужный ветер» подул ранним утром 6 августа.

«Около половины отравлены насмерть»

«Утро было холодное, туманное; дул средней силы северный ветер», — свидетельствовал участник обороны командир 225-го Ливенского полка полковник Всеволод Буняковский.

Около 4 часов утра на наши позиции двинулся тёмно-зелёный туман — облако отравляющего газа. По воспоминаниям выживших защитников и наступавших немцев, это 30 газобаллонных батарей выпустили волну в 12-15 метров в высоту и шириной в 8 километров. Менее чем за десять минут газовое облако продвинулось почти на два десятка километров, накрыв Осовец.

«Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю», — вспоминал Хмельков.

На Сосненских позициях к северо-западу от цитадели Осовца «действие газов было ужасно», — отмечал Буняковский. Он свидетельствовал: «Около половины бойцов были отравлены насмерть. Полуотравленные брели назад и, томимые жаждой, нагибались к источникам воды, но тут, на низких местах, газы задерживались, и вторичное отравление вело к смерти».

Ко времени подхода немцев к Сосненской позиции здесь оставалось каких-нибудь 160-200 человек, «способных действовать оружием».

В самой цитадели из строя выбыло свыше 1,6 тысячи защитников. По завершении газовой атаки одновременно по всему фронту взвились красные ракеты. По этому сигналу вражеская артиллерия начала «полировать» крепость, где, по расчёту немцев, не должно было остаться живых или, по крайней мере, способных держать оружие. Германское командование уже отрядило несколько команд, которые должны были вывезти трупы защитников Осовца.

В это время комендант крепости Бржозовский подсчитывал наличные силы.

9-я, 10-я и 11-я роты Землянского полка погибли целиком, от 12-й роты осталось около 40 человек при одном пулемёте; от трёх рот, защищавших укрепления у села Бялогронды, оставалось около 60 человек при двух пулемётах.

Оценив обстановку, генерал-лейтенант Бржозовский отдал приказ о контратаке по немецким позициям.

«Немцы бросились назад»

«13-я и 8-я роты, потеряв до 50% отравленными, развернулись по обе стороны железной дороги и начали наступление; 13-я рота, встретив части 18-го ландверного полка, с криком «ура» бросилась в штыки. Эта атака «мертвецов»… настолько поразила германцев, что они не приняли боя и бросились назад, много германцев погибло на проволочных сетях перед второй линией окопов от огня крепостной артиллерии», — вспоминал Хмельков.

«Атака мертвецов», как говорилось выше, была расхожим выражением у немцев, уже готовых войти в крепость, но отступивших перед непредусмотренной атакой.

Сохранились свидетельства о том, как из окопов поднимались русские солдаты с лицами, замотанными тряпками (слабая замена противогазов), через которые проступала кровь, — и, буквально выкашливая лёгкие, шли в последнее наступление.

Задача, которую поставил комендант крепости, была выполнена. Немцы были отброшены на позиции, с которых они начинали атаку. Сил и военной необходимости держать дальнейшую оборону не было. Но времени, в течение которого противник готовил следующий штурм, хватило на то, чтобы организовать эвакуацию оставшихся сил и вооружений и уничтожение укреплений по принципу «никаких трофеев врагу».

18 августа начался слаженный вывод личного состава, орудий, боеприпасов и имущества. Генерал Бржозовский уходил с одним из последних отрядов, покидавших Осовец 22 августа. По ряду свидетельств, комендант повернул ручку взрывателя.

Немцам, которые осторожно зашли в крепость лишь 25-го, достались руины.

Осовец не прощает предательства

Нельзя сказать, что о героической обороне Осовца полностью забыли после октября 1917 года. Профессионалы просто обязаны были помнить.

В 1939 году Государственное военное издательство наркомата обороны СССР выпустило неуказанным тиражом брошюру начальника кафедры сухопутной фортификации и укреплённых районов Военно-инженерной академии профессора Хмелькова «Борьба за Осовец».

Участник «империалистической войны» Хмельков, дважды контуженный и отравленный во время обороны Осовца, был живым источником ценного опыта фортификации и обороны.

Но из официальной истории этот подвиг был вычеркнут — как, по большому счёту, в тени осталась и сама «империалистическая» война, которую до революции называли Второй Отечественной. Вероятнее всего, об обороне Осовца не знали и защитники Брестской крепости, повторившие подвиг поколения отцов.

Появившаяся в 1917 г. ещё при Временном правительстве брошюра Михаила Свечникова и Всеволода Буняковского «Оборона крепости Осовец во время второй, 6½ месячной осады её» попала в спецхран. По вполне понятным причинам Михаил Свечников расстрелян как «враг народа», а Всеволод Буняковский сражался на стороне Добровольческой армии и затем эмигрировал.

На чужбине, в югославском Которе, умер комендант крепости генерал Бржозовский, также выбравший белую сторону.

Но известен лишь один случай, когда защитник Осовца избрал сторону врага. Подпоручик Борис Пудкевич, отличившийся при обороне крепости, после Гражданской войны оказался в немецкой эмиграции. Как выяснил историк Игорь Петров, ещё до 1941 года Пудкевич начал сотрудничать с вермахтом. После нападения на СССР в качестве переводчика был приписан к 102-й пехотной дивизии, воевавшей на Восточном фронте. Участвовал в допросах военнопленных.

25 января 1944 года Пудкевич умер от внезапного разрыва сердца. В этот же день в журнале боевых действий 102-й пехотной дивизии вермахта отмечалось: русские ведут атаки немецких позиций силами до роты в районе… Осовца. Это был другой Осовец — деревня в Мозырском районе Белоруссии. Но символическое совпадение присутствует.

В это время по другую линию фронта бывший подполковник императорской армии, генерал-майор Красной армии Сергей Хмельков читал лекции для нового поколения отечественных фортификаторов.

Герой Осовца умер, не дожив три месяца до Победы, 9 февраля 1945 года. Собственные воспоминания об Осовце он вынужденно «цензурировал».

Масштаб этого подвига стал ясен для широкой общественности даже не в постсоветский период, а лишь в последние годы. Благодаря работам историков, Осовец занял достойное место в ряду «невозможных» поступков русского солдата — от зимнего штурма Очакова в 1788 году и перехода по льду Ботнического залива в 1809-м до «операции «Труба» в Судже в марте 2025-го.