Душепастыри убийц. Как униаты определили судьбу дивизии СС «Галичина»

Во множестве историй о бесславном боевом пути галицкой дивизии войск СС роль украинской грекокатолической церкви остается как-то за кадром. Хотя ее вклад в судьбу «эсэсив» невозможно переоценить: возможно, именно он и определил решение о её фактическом запрете в 1946 году.

Униатские священники окормляли формирования ОУН (б) в составе полка особого назначения «Бранденбург-800» еще до вторжения в СССР. Церковь никак не пыталась помешать истреблению во Львове евреев и польской интеллигенции, которое организовала ОУН*, и никак не осудила это. Митрополит Галицкий, архиепископ Львовский и епископ Каменец-Подольский Андрей Шептицкий в июле 1941 года обратился к верным с пастырским посланием: «Победоносную Немецкую Армию приветствуем как освободительницу от врага. Установленной Власти отдаем должное послушание».

В дальнейшем приходы УГКЦ были главными центрами агитации при формировании 14-й ваффен-гренадерской дивизии СС, более известной как «Галичина» (хотя она так никогда не называлась). И эсэсовскую форму надели в основном представители грекокатолической конфессии, окормлять которых было направлено два десятка капелланов, прикрепленных к каждому полку.

В общем-то и счастливое спасение галицких эсэсовцев от наказания состоялось потому, что через униатских священников удалось организовать встречу командира «Галичины» с папой римским Пием XII, который и пролоббировал их невыдачу СССР как польских граждан.

И вместо заслуженных лагерей бывшие каратели спокойно разъехались по всеми миру — в США, Канаду, Аргентину, кроме тех, кто сознательно решил вернуться на родину. Так что в итоге получается, что если Нюрнбергский трибунал признал СС преступной организацией и дал странам-участницам право привлекать к суду национальных, военных или оккупационных трибуналов за принадлежность к ней, то и «репрессии» в отношении УГКЦ представляются вполне обоснованными — помимо того, что без малого 80 лет назад были на долгое время остановлены претензии Ватикана на владение Украиной.

Рекрутеры СС

Галичане всегда очень гордились своей религиозностью, даже в известной песне припанкованной, еще советской рок-группы «Брати Гадюкіни» были слова: «Мы — хлопцы из Бандерштадта, ходим в церковь, уважаем родителей».

То есть являются носителями особой духовности.

Когда я впервые попал на службу в собор св. Юра (где долгое время находилась резиденция митрополитов УГКЦ), то поразился, с какой истовостью совсем молодые люди падали на колени, крестились и целовали иконы. Поразительно это было и потому, что вне церкви те же граждане всячески демонстрировали ксенофобию и неприкрытую агрессию, которая со временем пожрала всю страну.

Но тогда, перед незаконным третьим туром выборов президента, продавленным вот этими набожными сторонниками «помаранчевой революции», было достаточно и того, что они залезали на голову со своими политическими идеями, при этом шарахаясь от нашего русского языка.

Так что и в 1943–1944 годах в первом учебном лагере 14-й ваффен-гренадерской галицкой дивизии в Гайделягере в казармах служили регулярную воскресную литургию. Хотя казармы СС считались едва ли не святынями национал-социалистического неоязычества.

По крайней мере, другие христианские службы в них точно не проводились и в прочих эсэсовских дивизиях капелланов не было.

Губернатор Галиции Отто Вехтер был австрийцем и хорошо понимал, как важна религия в жизни бывших подданных Австро-Венгерской империи. Поэтому учел этот момент в своем мартовском «Манифесте к вооруженной молодежи Галичины» 1943 года: «Религиозная опека добровольцев будет покоиться в руках украинских священников».

Так что на фоне обещаний про обеспечение семей военнослужащих наравне с немецкими это обстоятельство подняло на уши всю Галичину — добровольцы потянулись из самых дальних сел, всего их набралось порядка 80 тысяч человек, из которых оставили только 50 тысяч, а зачислили 13 тысяч (в январе 1944 года их было 17 200).

Но главными рекрутерами, по сути, стали грекокатолические священники: в мае 1943 года в больших городах региона проводились праздничные «провозглашения» о создании дивизии, совмещенные со службой Божьей. Добровольцы слушали вдохновенные речи от своих пастырей, сохранилось даже фото, как епископ Иосафат Коциловский в Перемышле напутствует земляков: «Идите в бой и возвращайтесь победителями».

Формированием же занимался специально созданный орган — Военная управа, которую возглавил немецкий полковник Альфред Бизанц, а членами стали авторитетные галицкие деятели. В том числе о. Васыль Лаба, который по назначению главы УГКЦ Шептицкого возглавил отдел душепастырства дивизии и подобрал капелланов, имея опыт работы на такой же позиции у горных стрелков в австрийской армии.

8 июля 1943 года во Львове состоялось прощание добровольцев, это была огромная манифестация, в которой приняли участие порядка 50 тысяч человек. Полевую архиерейскую службу правил на площади при ул. Пелчинской епископ Никита Будка, а прощальное слово взял тот же доктор Лаба.

После богослужения добровольцы колоннами маршировали по улицам Львова, мимо трибуны, с которой их приветствовали губернатор Вехтер и профессор Владимир Кубийович, инициатор идеи создать из галичан воинское формирование. Фото с зигующими девчатами в красивых веночках видели, наверное, все.

Но, получается, вместе с ними зиговала и грекокатолическая церковь, ставшая посредником между украинской общиной и немецким командованием дивизии, относившимся к туземцам с нескрываемой брезгливостью.

Так что начальник Главного управления СС, обергруппенфюрер СС Готтлоб Бергер пообещал своему шефу Эрнсту Кальтенбруннеру, что священники в дивизии будут до тех пор, пока их влияние будет позитивным, без пропаганды антинемецких настроений.

И униаты, конечно же, не подкачали.

Вдохновители убийства

Обязанности капелланов были следующими.

Каждое воскресенье они отправляли литургию и произносили проповедь, но могли делать это и по будням, если командир подразделения не возражал. Дважды в неделю военный священник проводил с военнослужащими кружки-беседы о психологии солдата, его добродетелях, готовности погибнуть в бою, боевом духе, товариществе и тому подобных вещах.

Плюс на капелланах лежал весь культпросвет с хором и церковными песнопениями, обзоры прессы с переводом на мову и организация встреч с семьями, приезжавшими проведать бойца.

В распоряжении о задачах полевых священников, которое цитирует диаспорный писатель Роман Колесник, было указано: «Все попытки священника должны сосредотачиваться на обретении доверия воинов, на познании их характера и души, чтобы в критический момент иметь на них соответствующее влияние и помочь командиру части постичь его цель».

Однако немцы смотрели на это проще и расстреливали своих подопечных-унтерменшей даже за мелкие провинности: тот во время марша сожрал кусок маргарина с обозной телеги, этот шутки ради набросил одеяло на голову унтеру во время вечерней поверки.

А капеллана Владимира Стецюка застрелил за неисполнение приказа во время боя под Бродами в июле 1944 года немецкий майор в присутствии командира дивизии Фрица Фрайтага и свидетелей из числа рядовых эсэсманов.

Командованию была нужна не эфемерная духовность, а вполне конкретный настрой, который демонстрирует биография о. Ивана-Всеволода Дурбака, капеллана 5-го галицкого полка. Ему в августе 1944 года митрополит Шептицкий выдал персональную грамоту, ныне хранящуюся в архиве СБУ.

В документе указано, что Дурбак «является католическим священником греко-русинского обряда Львовской архиепархии, надлежащим образом рукоположенным и не подлежащим никакому церковному порицанию, которое бы препятствовало ему в алтаре. Поэтому мы настоятельно рекомендуем его во Господе всем, к кому он может прийти».

Казалось бы, какое может быть порицание?

Однако еще в 1940 году Дурбак влился в батальон «Нахтигаль» и духовно окормлял его. В частности, когда по подготовленному ОУНовцами* списку во Львове уничтожались евреи, представители польской интеллигенции, советских властей, коммунисты. С 1 по 6 июля было расстреляно и повешено несколько тысяч человек, в том числе свыше 70 профессоров Львовского университета.

По легенде, митрополит укрывал в своей резиденции каких-то раввинов, однако его церковь никак не осудила убийство и не пыталась его остановить. Она приветствовала «новый порядок».

Затем о. Дурбак вместе со своими подопечными перешел в 201-й батальон шуцманшафта и что-то рассказывал о Боге людям, которые жгли белорусские деревни вместе с жителями.

В 1943 году святой отец пошел в капелланы галицкой дивизии СС, а в феврале 1944-го, как опытный боец, трудился вместе с боевой группой «Байерсдорф», направленной немцами против партизан Ковпака.

Заодно по ходу дела сожгли польское село Гута-Пеняцкая за поддержку красных партизан, понеся первые потери — польская самооборона пыталась сопротивляться и убила двух эсэсовцев. По итогам этих трудов Дурбак награжден крестом военных заслуг с мечами 2-го класса (аналог медали «За боевые заслуги»).

Август 1944 года, которым датирован документ, — это очередная сезонная миграция, галицкая дивизия была разгромлена под Бродами, и её остатки отправили на переформирование на «домашнем» полигоне Нойхаммер, где находился запасной полк.

Видимо, туда же направлялся и эсэсовский «священник».

Впереди у него было участие в подавлении словацкого национального восстания и борьба с югославскими партизанами, которым несли особую концепцию христианства, каким его видят галичане, как до этого белорусам.

Ну, а когда «Галичина», спешно переименовавшаяся в «1-ю дивизию Украинской национальной армии», сдалась в плен англичанам, униатские капелланы сумели организовать встречу генерала Павла Шандрука с антисоветчиком папой римским Пием XII. А тот направил письмо в Госдепартамент США, пояснив, что галичане — польские подданные и не попадают под Ялтинские договоренности.

Так что их вывезли в Англию и в 1947 году отпустили на все четыре стороны: писать мемуары и рассказывать, как вся Европа восхищалась красотой их литургий и красивым пением.

Которое по достоинству оценили только советская прокуратура и МГБ УССР.

* Экстремистская организация, запрещенная в РФ.