Решение российской стороны в качестве жеста доброй воли отдать шесть тысяч тел погибших военнослужащих ВСУ стало неожиданной шайбой в украинские ворота.

Иван Шилов ИА Регнум

Зеленский даже не сдержался и вслух высказал то, что лучше держать при себе. «Как мне стало известно, опознанных из этих 6000 — 15%, это очень важно все проверить, всех наших надо забрать обязательно. Впрочем, у нас уже был один раз момент, когда они передавали тела и там передавали, в том числе тела своих российских убитых солдат», — заявил он, заранее закладывая маневр ухода от ответственности.

Потому что «гуманитарная акция» тянет за собой масштабные политические проблемы. Тем более что нардепка от порошенковской «Евросолидарности» София Федына подсуетилась, сразу сообщив, что передаются из России преимущественно погибшие в Курской области.

А это удар по репутации Зеленского, который в феврале 2025 года заявил, что «у нас немногим больше 46 тысяч погибших военных и еще есть десятки тысяч пропавших без вести и в плену».

Шесть тысяч сразу и только из одного региона — это сразу же шум в прессе, в разы больше сходящих с ума семей, надеющихся найти своего близкого человека, истории погибших, нелицеприятные откровения участников событий и, конечно, необходимость решать вопрос с денежной компенсацией.

15 млн гривен за каждого погибшего — это почти 10% военного бюджета Украины на весь нынешний год, или 90 млрд гривен. Притом что, как ранее сообщали депутаты, уже сейчас там образовался дефицит средств на армию в размере 200 млрд гривен. А передавать по несколько тысяч погибших российская сторона теоретически может после каждой встречи.

Однако «хитрый план» в части непомерной нагрузки на украинский бюджет не сработает.

Даже 15% опознанных — повод для сомнений, ведь «России доверять нельзя». А по остальным процедура идентификации может растянуться на очень долгий срок, поскольку множество семей украинских военнослужащих, факт смерти которых установлен, так и не могут получить свои миллионы.

Для этого работает огромная бюрократическая машина, старательно ломающая любые попытки выбить деньги из государства. Внезапное прибытие вагонов-рефрижераторов с трупами усугубит не финансовые проблемы, а морально-психологические, поскольку всё это демонстрирует отношение Украины к своим солдатам.

И сработает именно это обстоятельство, создающее реальную внутриполитическую проблему, давящую власти на больную мозоль. Пройдемся по ней по порядку.

Размер выплат

В соответствии с постановлением Кабмина Украины, государство выплачивает семьям погибших военнослужащих две суммы: 15 млн и 2,271 млн грн. Первая выплата предусмотрена для тех, кто погиб непосредственно в ходе боевых действий, но по закону сразу происходит выплата только 20% суммы, а остальное отдают в течение трех лет частями.

Для ее получения обязательно необходимо иметь выписку из приказа воинской части и личного дела погибшего.

Выплата в размере 2,271 млн полагается тем, кто погиб на службе, но не в условиях боевых действий. Так что в зависимости от способа расчета конечная сумма сильно меняется. Кроме того, имеет значение, погиб военный от болезни, самоубийства, алкогольного отравления, самострела или других причин — указать можно что угодно и выплат лишить.

И это немедленно создает поле для недовольства и конфликта — с переносом его в публичную плоскость.

Признание гибели

Даже если предположить, что семьи 15% установленных вэсэушников тут же начнут заниматься оформлением документов, это не означает успеха их предприятия.

Как следует из предыдущего пункта, командование воинских частей должно предоставить пакет необходимых документов по запросу из территориальных центров комплектования и соцподдержки (ТЦК и СП, бывших военкоматов). А это занимает, как указывает секретариат украинского омбудсмена, полгода.

При этом часть может быть уже расформирована, а её документы переданы в другую часть — такие прецеденты имеются. Одно из украинских изданий приводит пример Андрея Глембоцкого, чья жена бегает по инстанциям уже полтора года, поскольку воинское подразделение, где хранится архив его уже несуществующей части, не уполномочено давать выписки.

Кроме того, выяснилось, что факт его службы не был зафиксирован.

«Руководство части, в которую попал Андрей, не спешило оформлять их, вносить в списки. Неизвестно, на каком основании вообще им выдавали оружие и амуницию, на каком основании отправляли на боевые задания», — рыдает супруга, у которой истекает время — на все дела закон отводит три года, а суд, который должен установить необходимые факты, может длиться и дольше.

Теперь можно умножить всё это на шесть тысяч и добавить сюда еще и проблемы с доказательством родства: у многих жёны неофициальные, у кого-то родители приемные, у кого-то дети с другой фамилией.

А если ребенок родился после смерти отца, то он не может получить матпомощь, поскольку не был членом его семьи. И это только множит обиды.

Фактическое документирование преступлений

При вторжении ВСУ в Курскую область в августе 2024 года украинский парламент должен был дать разрешение на использование армии за пределами страны на основании обращения президента.

Но не дал, поскольку и обращения такого не было.

Только в январе текущего года был принят закон, предусматривающий, что «в период действия военного положения подразделения ВСУ могут находиться за границей для обеспечения безопасности, обороны и отражения агрессии против Украины согласно статье 51 устава ООН».

А закон, как известно, обратной силы не имеет. То есть в течение почти полугода, согласно своим же украинским законам, военнослужащие находились непонятно где, непонятно на каком основании и по чьему приказу. Следовательно, запись в документах о гибели в Курской области — собственноручное документирование военного преступления.

Естественно, Зеленский сходу отказался верить в то, что ему отдают своих. И в итоге может выясниться, что пять бригад ВСУ попёрлись в соседнюю страну по собственной инициативе и там умерли с перепою, за что никто отвечать не должен.

Так что единственный путь для семей — подтверждать факт гибели через суд на основании показаний свидетелей, как это делала семья другого военнослужащего ВСУ Алексея Рубцова, погибшего в Донбассе. После этого ей удалось получить свидетельство о смерти и начать долгий путь по инстанциям.

«Сбор документов — это хождение по мукам. Ты думаешь, что самое страшное уже произошло, а здесь появляются проблемы с этими многочисленными справками. Иногда такое впечатление, будто ты у работников тех учреждений из кармана пытаешься деньги вытащить. И никто не дает никаких сроков. Я не тороплю никого и сейчас, понимаю, что деньги нужны на фронте больше, чем мне. Но сейчас война, и у многих людей нет возможности долго ждать», — рассказывает прессе его жена Ирина.

По ее словам, одной из самых больших проблем является дублирование справок: они выдаются на каждого члена семьи отдельно, и каждому нужно обратиться за ней тоже отдельно. А временных ограничений на ответ нет никаких — могут отвечать хоть год.

И это еще без процедуры опознания тел по анализу ДНК, которая отберет у людей километры нервов и последнее здоровье.

Всё это закономерно поднимает вопрос: ради чего всё это было? «За шо хлопцы гибли»? Почему государство так издевается над семьями? Далее же неизбежно будет шириться и крепнуть осознание того простого факта, что Украина относится к людям как к расходному материалу — типа патронов или туалетной бумаги.

Что сотни тысяч молодых мужчин отдали свою жизнь за право их семей терпеть нужду и бесконечные унижения — безо всяких перспектив увидеть справедливость и достойную жизнь.

А если это разными способами объяснять дополнительно, такое осознание даст политические последствия куда более внушительные, чем увещевания.