Враг не победил, Россия не проиграла. Зачем нужен миф о «цусимском позоре»

Публикация двух статей к 120-летию русско-японской войны 1904–1905 гг. — материалов, посвящённых битве при Мукдене и Цусимскому сражению — вызвала активную реакцию в социальных сетях. Автор обратил внимание на некоторые из откликов — в Telegram-каналах «Военно-учёный архив» и «Туркестанский генштабист». В сухом остатке возражения укладываются в сложившийся после 1917 года исторический нарратив о военном превосходстве Японии над отсталой армией России.

Но критики игнорируют приводимые в опубликованных статьях факты и цифры. В частности, примерное равенство русских и японских потерь во всех основных сражениях на театре военных действий в Маньчжурии (сражения на море — отдельная тема, и мы ее подробно осветили в статье, посвящённой Цусиме) — равенство, ставшее для врага фатальным.

Остались без внимания причины якобы «бездарного» командования Алексея Куропаткина и, в частности, одна из важнейших причин — трёхкратный перевес в силах у врага в первый период войны. Точно так же упущено из вида то, что, когда это соотношение сил изменилось, японцы тотчас запросили мира и в итоге отказались от большинства первоначальных требований.

Автор не утверждает, что Россия победила в Русско-японской войне. Но лишь вслед за рядом других исследователей, в том числе и с высокими учеными степенями, да и вслед за главнокомандующим в Русско-японской войне — Николаем II, констатирует: в схватке не оказалось ни победителя, ни побежденного.

Это при том, что, будучи вооруженной до зубов Англией, Францией и Германией, имея кратный перевес в живой силе, артиллерии, флоте, Япония — как казалось ей самой и ее западным покровителям — была попросту обречена на сокрушительную победу в блицкриге. Но победы не случилось, Россия выстояла. И, собравшись с силами, достроив Транссибирскую магистраль, нарастив группировку до 1 млн штыков и сабель, была в состоянии нанести поражение Японии, выдавив её из Китая.

Но такому развитию событий помешали внутриполитические обстоятельства — смута, которую использовала пятая колонна на деньги американских банкиров и японской разведки. Здесь автор опирается на работу историка Сергея Петрова и д. и. н., ведущего научного сотрудника ИРИ РАН Дмитрия Павлова «Японские деньги и русская революция».

Еще одно замечание. Описывая будто бы катастрофические поражения российской армии в Маньчжурии, оппоненты проводят параллели с «Великим отступлением» в 1915 году. Объективно, и в 1904–1905 годах, и в 1915-м наши войска отступали.

Но как и с какими последствиями? Как следует из 9-томника Военно-исторической комиссии Генштаба (СПб, 1910), в котором было собрано порядка 40 тысяч документов Маньчжурских армий, вся серия отступлений за весь 1904 и начало 1905 года — от Квантунского (Ляодунского) полуострова до Сыпингая — не превысила 200 верст.

С последствиями тяжёлых для нашей армии отступлений 1915 и тем более 1941 годов это сравнить сложно.

Далее автор позволит себе сделать несколько замечаний обобщающего характера.

Сменяют друг друга века и эпохи, но человеческая природа и суть международных отношений остаются неизменными. Сегодня мир так же сложен и полон противоречий, как и во времена Ивана Грозного или Николая II. Отец последнего, император Александр III, любил повторять, что у России только два союзника — ее армия и флот. Так, очевидно, обстоят дела и теперь. Вместе с тем армия сильна не только крепкой дисциплиной и передовой техникой. Прежде всего сила ее состоит в крепости духа, а та, в свою очередь, достигается усвоением примеров прошлого. Если воин носит в памяти и сердце знание о подвигах далеких предков и благоговейное к ним отношение, он духовно готов к повторению геройских поступков в новых условиях.

Одним из наглядных примеров ратного подвига русских солдат, офицеров и полководцев была война с Японией, начавшаяся с внезапного нападения на российский Тихоокеанский флот 27 января 1904 года.

С первых дней той войны недоброжелатели России распространяли мифы о «катастрофических» и «позорных» поражениях русских войск. Подобные преувеличения служили сугубо политическим целям — деморализовать общество и правительство и прорваться к власти. В дальнейшем миф о будто бы сокрушительном разгроме России в войне с Японией, насаждавшийся историками и публицистами советской школы, решал задачи «постфактум оправдания» революций 1905 и 1917 годов.

Русско-японская война завершилась для России известными уступками и потерями, но отнюдь не сокрушительным разгромом, как это пытались и пытаются представить ангажированные публицисты и историки.

Можно спорить о верности стратегии, выбранной главнокомандующим Маньчжурскими армиями генералом Куропаткиным, но — подчеркнём — при громадных преимуществах Японии, целенаправленно готовившейся к войне почти целое десятилетие, такая стратегия представляется оправданной. Врагу ни разу не удалось наголову разбить наши армии.

Не было в этой войне ни фатальных окружений, ни катастрофических «котлов». Были организованные отступления и были потери, соизмеримые с потерями противника. Последнее обстоятельство и таило в себе конечное поражение Японии, ибо в людских и материальных ресурсах она многократно уступала России.

Цусимское поражение, объявленное противниками доказательством «военного краха России», имело громкий политический и психологический эффект, но незначительные стратегические последствия, ибо судьба войны в конечном итоге решалась не на море, а на суше.

Как уже отмечалось, японский блицкриг потерпел фиаско, поскольку враг не достиг тех целей, которые ставил: захватить не только Корею и Маньчжурию, но и Приморье и Приамурье, обессилить Тихоокеанский флот, возместить агрессору все его расходы на войну.

Переговоры в Портсмуте велись исходя из того факта, что «Япония не победила — Россия не проиграла». Николай II решительно потребовал от русской делегации: ни пяди русской земли, ни копейки контрибуций, иначе — продолжение войны до полной победы. Повторим: к лету 1905 года Россия имела крупный перевес в военной силе, моральный дух Маньчжурских армий был высок; пропускная способность достроенного Транссиба увеличилась с 1904 года с 3 до 14 пар поездов в сутки, что обеспечивало скорый подвоз подкреплений.

Но — подчеркнём еще раз — ухудшение внутриполитической ситуации вынудило царя согласиться на мирные переговоры и известные уступки. При этом характерно, что договор, подписанный в американском Портсмуте при посредничестве президента США Теодора Рузвельта, был расценен в мире как успех русской дипломатии. Сам Рузвельт отмечал, что русская делегация во главе с графом Сергеем Витте добилась не просто взаимоприемлемого результата, но результата, невыгодного для, казалось бы, победившей Японии: «Я думаю, что японцы отказались от большего, чем было необходимо».

Это были вынуждены признать даже в Лондоне, где откровенно болели за своих дальневосточных партнёров. Как отмечала The Standard, «Россия одержала одну из величайших дипломатических побед, вполне отвечающую заявлению Витте: «Ни одной копейки вознаграждения».

В самом деле, изначально представители микадо требовали передать Японии весь захваченный ими остров Сахалин, возвратить все интернированные Россией японские корабли, ограничить российские военно-морские силы на Дальнем Востоке и выплатить контрибуцию.

Но единственное, чего им удалось добиться — это передачи части Сахалина южнее 50-й параллели, притом что Россия и Япония взаимно соглашались «не возводить в своих владениях на острове Сахалине и на прилегающих к нему островах никаких укреплений». Хотя отечественная пресса и прозвала Витте «графом Полусахалинским», сложно было отрицать, что северную часть острова Россия вернула безо всяких контрибуций.

В то же время в Японии итогом войны были откровенно недовольны. Мировая пресса писала о вспыхнувших в Токио беспорядках (в парке Хибия митинговало не меньше 30 тысяч разгневанных подданных микадо) и о последовавших оргвыводах со стороны императора: за неуспех в Портсмуте в отставку отправился премьер-министр князь Кацура Таро и, главное, глава МИД, маркиз Камура Дзютаро, творец англо-японского дипломатического альянса, который отвечал за политическую подготовку Русско-японской войны, а в Портсмуте возглавлял японскую делегацию.

На итог «тотального разгрома слабой царской армии и отсталой России» это походило мало, скорее, на остановку войны и боевую ничью в схватке, которую доиграли в августе–сентябре 1945-го. Оценка, которую Владимир Ленин дал в статье по случаю захвата Порт-Артура японцами: «Прогрессивная, передовая Азия нанесла непоправимый удар отсталой и реакционной Европе… с Россией во главе… Русский тихоокеанский флот, вначале бывший не менее, если не более, сильным, чем японский, уничтожен окончательно», — оказывалась преждевременной.

Тихоокеанский флот к 1914 году был восстановлен (на основе Сибирской военной флотилии), да и удар, судя по результатам в Портсмуте, был отнюдь не непоправимым. Так что мужество и стойкость русских воинов на полях Маньчжурии и при защите Порт-Артура, вписанные в историю золотыми буквами, были не напрасными.