В октябре 1941 года их автор, 20-летний студент Московского энергетического института Володя (Вульф) Гликман, ушел добровольцем на фронт.
Наверное, он мог бы стать одним из 600 студентов МЭИ, эвакуировавшихся в Лениногорск (Казахстан) вместе с профессорско-преподавательским составом в том же октябре. Но он уходил на войну, когда немцы стояли в Химках и рассматривали Кремль из биноклей, а по московским улицам стаями летали документы — учреждения лихорадочно эвакуировались. Его отец уже был на фронте, он ушел добровольцем еще в июле 1941-го.
Временами кажется, что эти бодрые послания пришли из пионерского лагеря, — или, может быть, со студенческих военных сборов. Дело не столько в перлюстрации (все письма прочитывались цензорами), сколько в огромной, всепоглощающей заботе о близких — матери, жене, маленьких сестре и брате. Он их берег. Мажорный, подчеркнуто легкомысленный тон как будто сообщал родным: его война — это такая юнкерская прогулка. Статьи в дивизионную газету, упражнения на свежем воздухе, еда, табак, баня, политзанятия, забавные ночные вылазки к немцам с рупором, — волноваться решительно не о чем.
356-я стрелковая дивизия, в составе которой был Володин полк 1181, участвовала в Московской битве, вела оборонительные и наступательные бои на разных направлениях, несла потери — а Володя из самого средоточия крови, боли и лишений всё писал свои веселые письма в общежитие на шахте в городе Кизел (Молотовская область, ныне — Пермский край) и в Мстеру (Владимирская область), куда были эвакуированы его семья и семья его юной жены.
Просил не присылать ему посылки, но слать конверты и бумагу, радовался, что семье выдали картошку для посадки, немного хвастался (из рядового он вырос до младшего командира), жаловался разве что на погоду и скверную работу почтальонов.
Так было до июля 1943-го, когда началась Курская битва.
Жив, здоров, и нос в табаке
29.04.1942 г.
Дорогая, милая моя мамочка! Только что получил кучу писем и открыток от тебя, Диночки, Раи, Володи и Шолома. Одновременно мне передали твое письмо на имя командира батальона от 10.04… Милая моя! Ко всему тебе ещё приходится волноваться по вине почты, т. к. я пишу тебе с Диночкой очень часто.
М. б. все мои письма придут сразу, м. б. военный цензор находил в них что-то вредное и не пропустил, хотя я старался не задевать скользких тем, а может просто теряются в дороге, хотя странно то, что я часто получаю от вас весточки, часто пишу вам, а вы ничего не получаете. Во всяком случае дело, конечно, не в том, что я забыл вас, т. к. я сейчас думаю о вас, т. к. я сейчас думаю лишь о вас. О ком мне ещё думать? Вот только за папочку сердце просто рвется на части, но ничего не можешь сделать, и от этого становится ещё тяжелее.
Мамуся! За меня не беспокойся. Я жив, здоров, чувствую себя хорошо, сыт, табак почти не переводится, раза 2-3 в месяц бываем в бане, меняем белье. Что сейчас можно требовать от жизни, находясь на расстоянии около тысячи метров от немецких блиндажей? Мне кажется — ничего.
Папочка — Залман Менделевич Гликман. Он, как и сам Володя, родился в местечке Черея (ныне — Витебская область), служил в Красной армии, в 1920 году вступил в партию, а через год был исключен из нее (как предполагают родственники, из-за того, что провел свадьбу с будущей мамой Володи по религиозному обряду). В Москве работал литсотрудником и редактором в «Гудке», «Промышленной газете» и «Известиях».
фото из семейного архива С. З и Б. А. Коган
Родители Володи Залман и Ольга (Элька)
Доброволец Залман Гликман был радистом в полку связи. Последнее письмо от него пришло с линии Ельня — Дорогобуж. В декабре 1941 г. (Володя уже был на фронте) он вместе с солдатом ушел восстанавливать телефонную линию и не вернулся.
На то я и командир!
16.05.1942 г.
…Мамуся! О папе я уже из прежних писем знаю, что он остался под Ельней. Я убежден, что скоро этот район будет освобожден нашими победоносными частями и папа вернется к нам живым и невредимым. Я в этом непоколебимо уверен. Ты же, мамуся, не расстраивайся, береги себя для малышей, для всех нас…
…Мы здесь с моими бойцами тоже пользуемся всем одинаково: едим из одного котелка, курим одну махорку, одну газету. Иногда мне становится смешно: как командиру отделения мне принадлежит вся исполнительная власть в отделении, а у меня есть боец старше папы на пять лет, и вот, например, у меня каждый день он спрашивает, в какое время варить (что класть раньше, что оставить на следующий раз и т.д.). Мне каждый раз смешно, но приходится с самым невозмутимым видом давать различного рода указания. На то я и командир! Приходится думать обо всём, чтоб и оружие было чистым, и боеприпасов хватало. Чтобы бойцы были сыты, побриты и т.д. Трудно, конечно, за всем уследить, но по возможности стараюсь.
Мамочка — Ольга (Элька) Давыдовна Гликман. Работала начальником планового отдела в полиграфическом объединении «Восход». Долго пыталась узнать о судьбе без вести пропавшего мужа, писала множество запросов. В 1950-е снова вышла замуж — за инженера, возвратившегося в Москву после восемнадцати лет в ГУЛАГе.
…Диночка, сегодня наблюдал за действием нашей «Катюши». Какое замечательное оружие! Не зря Костиков получил за нее Сталинскую премию! Фашисты, я думаю, дорого бы дали, чтобы у нас не было этих «Катюш». Но я уверен, что их с каждым днем будет всё больше и больше и они сыграют не последнюю роль в разгроме Гитлера.
…В качестве партийной работы я и еще несколько человек ведем работу по моральному разложению немецких солдат. Для этого мы по ночам подползаем к передней линии немцев и в рупора на немецком языке передаем им элементарные понятия о том, за что они воюют, за что воюем мы, кто их истинные враги, что им надо бороться с Гитлером, переходить на нашу сторону и т.д. Надеюсь, мои дорогие, что этим я тоже приношу пользу нашему общему делу разгрома Гитлера.
…Живем хорошо. Только вот тоскливо без вас, родные мои. Как ценю я теперь ту довоенную жизнь, в которой «ничего особенного» мы раньше не видели.
…Побыстрее бы уничтожить проклятых фрицев, гансов и альфредов и вернуться к вам, к работе и учебе! Ну, ничего! Придет время, разобьем всю нечисть и все вместе поднимем тост за нашу победу, за нашу Красную армию, за её генералов и за её вождя — товарища Сталина. Будьте здоровы, дорогие мои.
Диночка — жена Володи. Они поженились совсем юными, в 1940-м.
07.06.1942 г.
У нас стоит прескверная погода. Часто моросит дождь. Холодно… Прямо не лето, а настоящая осень. Я даже надел снова на себя шерстяную серую безрукавку. Хотел даже свитер синий надеть, но просто постеснялся себя самого, а то бы и его надел. Днем ещё ничего, но ночью бывает часто довольно морозно.
Часто вспоминаю я институт, занятия. Представляю себе, чем занимался бы сейчас, если бы не война. (Лежа бы на диване готовился к очередному экзамену. А ты бы наставляла меня на «путь истинный», учила бы, как надо готовиться одновременно бы в n 15-й раз, уверяя меня, что на этот раз ты обязательно «засыпешься»… После экзамена пошли бы в «Колизей» или ещё куда-нибудь. Похожа эта картина? Прямо слюнки текут от перспектив.)
Увы! Пока приходится заниматься другими делами. Но ничего. Не в этом году, так в другом, а мы ещё позанимаемся, закончим институт, будем работать, отдыхать, развлекаться… Всё это впереди у нас! Пока, кончаю на этом. Будь здорова, детка. Целую тебя, твой Вова.
Здоров и бодр
11.06.1942 г.
… Мамочка! Я очень рад за успехи Осика. Он воистину молодец. Получить книжку с автографом знаменитого генерала в его возрасте (да и не в его) за отличную работу, да ещё сдал отлично экзамены.
… Мамочка, как чувствует теперь себя Эллочка. Осталось ли у неё что-нибудь на щёчке? Пиши, знает ли она о том, что у неё есть брат, которого она ещё не видела, но который помнит и хочет видеть её?
… Ну, о себе что писать? Чувствую себя хорошо, здоров, бодр, настроение «ожидающее». Думаю, что скоро хорошенько трахнем фрицев.
Осик, брат Володи — Иосиф Залманович Гликман (1930-2016). Стал известным педагогом, специалистом по А. С. Макаренко. Автор учебников и книг по педагогике. Был профессором МГПУ, преподавал до последних лет жизни, пользовался большой любовью студентов.
Элла, сестра Володи — Стэлла Залмановна (род. в 1940-м), вряд ли успела запомнить Володю — ей был год, когда он ушел на фронт. Но любовь к незнакомому брату освещала всю ее жизнь. Выросла ослепительной красавицей. Работала инженером.
Я люблю тебя больше, чем нужно для ревности
14.06.1942 г.
…Динушенька! В одном из твоих писем, что пришли, была щепотка соли. Я понял так, что ты для блинов прислала. Соли у нас теперь хватает. Однако если ты пойдешь дальше по этому пути, то боюсь, что почта не будет доставлять нам твоих писем, ибо у нас нет ещё в меню таких вещей, как куры, поросята, ветчины тоже нет. Интересуюсь — может, ты всё это вышлешь в других письмах?
…Что касается твоих наблюдений над развитием речи у Эллочки и переносом выводов на всё первобытное человечество, то мне эта работа кажется напрасной, т. к., согласно эволюционной теории (а она принята марксизмом), ничто сразу не создаётся в готовом виде. Развитие хотя и идет скачкообразно, но скачки эти малы, почти незаметны подчас. Поэтому, конечно, речь первобытного человека должна была быть мало расчленена на первых порах его развития. Даже не надо быть знатоком теорий происхождения языка, чтобы понимать это. (Здорово я эволюционное учение помню, а?)
…Динок! Как я завидую Олегу, про которого ты пишешь. Подумай, человек имел счастье видеть тебя (не знаю — часто ли и давно ли, но это уже менее существенно) вблизи, разговаривать и т.д. А я, законный, родной муж, уже скоро год как не видел тебя. Обидно прямо. Не думай, дорогая моя, что я приревновал тебя. Нет. Я тебя люблю и ценю больше, чем это надо для того, чтобы ревновать (я боюсь, что последние фразы звучат чересчур пышно, даже банально, но иначе я не смог пояснить свою мысль).
…Ты не представляешь, как хочется видеть тебя! Вчера днем в разведке погиб комвзвода нашей роты. Жаль. Из всего комсостава, он, по-моему, был самый хороший парень. Председатель колхоза. Сначала был писарем в роте. Здорово проявил себя. Был представлен к ордену и назначен комвзвода.
…Ну, о себе писать нечего. Всё по-старому, здоров, бодр. Недавно в дивизионной газете была моя заметка. Хотел вырезать её и послать тебе, но газету быстрее искурили, чем я оглянуться успел. Сейчас политрук дал мне задание написать статью для фронтовой газеты.
Дорогая девочка, ты не монахиня!
15.06.1942 г.
…Желание Инночки получить «шкуру с пленного немца» меня, если хочешь знать, радует. Если дети настроены против гитлеровцев сейчас, то уж, конечно, в более взрослом возрасте это чувство у них окрепнет, «возмужает». Это будут настоящие «Советские Граждане» (именно с большой буквы). Кроме того, это значит, что наши люди — я теперь говорю уже о взрослых — всеми фибрами своей души ненавидят врага, что необходимо, как сказал товарищ Сталин, для нашей победы.
…Динок, ты спрашиваешь, «не возражаю» ли я против посещения тобой кино. Дорогая моя, я уже писал тебе, чтобы ты почаще и лучше развлекалась, чтобы не очень скучала без меня. Ты сейчас должна развлекаться за нас обоих, ибо я сейчас лишен этой возможности, да и не до этого здесь.
…А ты, дорогая девочка, не забывай, что ты не старуха, не монахиня. Если есть театр, ходи на спектакли, в концерты и т.д. Ты пишешь, Динок, что меня, вероятно, не интересуют пустяки, о которых пишешь ты. Но ты забываешь, что скоро год, как я оторван от тебя, мамы, от дома, так что всё, что делается у вас, представляет для меня большой интерес. Пустяков нет!
Не тоскуйте о доме
23.08.1942 г.
…Мамочка, скоро кончается лето. Для меня окончание лета фактор малоприятный, ибо мы не дома, где всегда есть возможность переждать дождь; здесь жизнь не меняется ни на йоту от того, что идет дождь или град, только что накинешь на себя плащ-палатку…
…Ну да это пустяки. Не это главное. Главное — поскорее разбить Гитлера. Перед этим все неудобства, неприятности и тому подобные вещи бледнеют и отступают не на второй план, а по крайней мере на десятый.
…Я, конечно, постараюсь выслать тебе аттестат. Если это возможно. Боюсь, правда, что младшие командиры, которым являюсь я, не имеют права на отсылку аттестатов. Завтра я увижусь с политруком и буду говорить с ним об этом. Мамуся, ты хочешь послать мне посылку. Не надо, ведь у вас самих теперь не всё имеется, что нужно. Надеюсь, хоть Рая пользуется военторгом? Может у тебя есть хоть какие-нибудь бумаги, что папа в армии? Тогда ты тоже можешь прикрепится к военторгу.
…Живите, мои дорогие, не тоскуя о доме. Нам здесь тоже хочется выгнать, уничтожить немцев и отправиться домой. Но приходится пока что терпеть, впрочем, надеюсь, теперь уже недолго. Будь здорова, мамуся, сама и береги ребят. Крепко целую вас всех, Вова.
Мы скоро вгоним в гроб Гитлера с его бандой
15.06.1942 г.
Мамочка, как теперь у вас с питанием после отъезда школы? Судя по письму, которое Инночка диктовала Дине, где она сообщает, что Осик не купил обеда, состоящего из черной лапши и пшенной каши, вот раньше более или менее сносно питались. Как теперь? Обязательно напиши.
Сейчас по приказу комроты выпустил по немцам несколько мин, а он впереди наблюдает за попаданием. Мамуся, я уверен, что скоро мы вгоним в гроб Гитлера с его бандой. Договор между СССР и Англией, который мы сегодня читали в «Правде», — еще один гвоздик в этот гроб. Я ежедневно радуюсь, читая в газетах об успехах нашей промышленности, производящей танки, самолеты, боеприпасы для разгрома гитлеровской грабьармии. У меня всё по-старому. Жив, здоров, бодр. Привет Рае. Очень рад за Осика, что он по-прежнему хорошо учится. Молодец. Скажи ему, чтобы слушался тебя. Дина пишет, что он всё время спорит с тобой. Скажи ему, что вернусь и надеру ему уши. Будь здорова, моя дорогая, милая мамуся.
Вечные строки
Володя Гликман так и не надрал уши младшему брату. Он был ранен 11 июля 1943 года в Курском сражении и через три дня скончался в медсанчасти.
Он похоронен в братской могиле в саду на южной окраине села Рыдань Арсеньевского района Тульской области, вместе с 106-ю солдатами и офицерами.
фото из семейного архива С. З и Б. А. Коган
Братская могила, в которой похоронен Володя (Вульф Залманович) Гликман
Как пишет Элла Астахова, библиотекарь Кузьмёнской сельской библиотеки структурного подразделения МКУ «Арсеньевская», в братской могиле захоронены солдаты, умершие от ран в медсанбате №5, который находился в селе Сороколетово. Здесь же захоронены солдаты из 37-го гвардейского полка, 12-й гвардейской дивизии, 1967-го пулемётного артиллерийского полка, 535-й минометной дивизии, бойцы п/п 45 504, павшие в боях за освобождение деревни Рыдань и поселка Красноселье.
В 1959 году на могиле установили памятник «Скорбящей женщине», автор неизвестен. Много лет здесь проходили праздничные митинги в честь Дня Победы.
В селе Рыдань сейчас никто не живет. Но за могилой ухаживают работники местной администрации, районных учреждений культуры и школьники. Родные Володи Гликмана тоже бывают здесь.
Мама Володи хранила его письма до конца своих дней. По воспоминаниям родных, она часто доставала их, нежно гладила, перечитывала и тихо плакала. Как говорят родственники, «может быть, от этих слёз письма трудно читать, и приходится многократно увеличивать шрифт с помощью лупы».
Письма для публикации в ИА Регнум предоставлены Борисом Абрамовичем Коганом, мужем Стэллы Залмановны.