Опыт Муравского шляха. Как предки отражали южную угрозу «русским украинам»
Угроза с юга для Русского государства гораздо дольше была актуальнее врагов с запада: из Крыма и Дикой степи постоянно набегали степняки, ищущие добычи.
Путешественник и географ Адам Олеарий из Ашерслебена в Саксонии в своих заметках о посещении Москвы описывает, как к великому князю запросто ввалились в Кремль 72 крымских татарина, «которые все именовали себя послами», чтобы получить дорогие подарки и убыть восвояси.
«Эти народы жестоки и враждебны. Они живут в обширных, далеко разбросанных местах к югу от Москвы. Великому князю у границ, особенно близ Тулы, они доставляют много вреда, грабя и похищая людей», — рассказывал саксонец, указывая на то, что засеки и канавы не очень-то мешают грабителям проникать на север.
Тогда они обыкновенно старались выбирать свой путь так, чтобы не переходить рек, особенно глубоких и широких, и двигаться по наиболее удобным шляхам, в низинах.
Точно так же теперь поступают и другие враги, только вместо конницы по самым эффективным маршрутам с юга летают боевые дроны, тоже несущие разрушение и смерть. И так же, как пятьсот лет назад, вдоль этих дорог организуются сторожи, наблюдательные посты, оповещающие всех о приближении угрозы.
Когда-то сигнал подавался дымом или весть разносили гонцы, теперь работают социальные сети и мессенджеры, где от точки к точки передаются сообщение: «Идут. Готовьтесь».
Всё же удивительно, как много всего изменилось за столетия только внешне, сохраняя исконную суть.
«Выбить крымского хана с Изюмского шляха»
Большинство тогдашних рек южной России в XVI–XVII веках можно было переходить вброд — такие места назывались «перевозами». Их описание находим в «Книге большому чертежу». В этом подробнейшем описании, приложенном к первой карте всего Российского государства, были перечислены, в том числе, ведущие к границам дороги, татарские шляхи и прочие топографические объекты, вплоть до колодцев. Сама карта — «Большой чертёж» — была утрачена, но «Книга» позволяет её реконструировать.
К примеру, на Северском Донце на момент составления «Большого чертежа» было 11 перевозов — от Каганского, севернее впадения реки Уды недалеко от города Чугуева (сейчас в Харьковской области), до Татарского перевоза у впадения реки Калитвы на территории нынешней Ростовской области.
Татары, совершавшие ежегодные нападения на русские украйны (то есть на приграничные территории), хорошо знали местность. Двигаясь на Русь, они выбирали самые удобные дороги.
Препятствием для их движения могли быть только реки и леса, ведь гор, ущелий, болот в Диком поле не было. Притоки Днепра и Дона служили водоразделом бассейнов этих двух рек. Водораздел и был постоянной естественной дорогой татар в Русское государство.
Для набегов в пределы Русского государства татары использовали шесть постоянных маршрутов — дорог, которые также назывались словом «шлях» (от польского szlach, которое происходит от средневекового немецкого slag — колея, след) или татарским словом «сакма».
Это были: Кальмиусская сакма, Свиная дорога, Бакаев шлях, Муравский шлях, Пахнутиев шлях и, наконец, Изюмский шлях— знакомый всем по фильму «Иван Васильевич меняет профессию»: «Крымский хан на Изюмском шляхе безобразничает!».
Наиболее старым и часто используемым татарами был Муравский шлях. Он шел из крымского Перекопа до Тулы между верховьями множества рек и речек Днепро-Донского водораздела, не пересекая практически ни одной из этих речек.
Но как же в XVI–XVII вв. относительно слабое Русское государство могло контролировать такую огромную границу — «украину» (такие же проблемы стоят перед современной Россией и сейчас, в XXI веке)?
Как вовремя определить скопление сил противника, его выдвижение на позиции и последующее движение? Когда противник хитёр, прекрасно знает местность и действует малыми группами. Современные представители ВСУ — это такие же наследники степных хищников XVII века — крымских и ногайских татар, а также их «коллег» по грабительских рейдам на русские украины — запорожских казаков.
Рассмотрим, какими методами наши предки организовывали пограничную службу 400 лет назад.
«Польская служба» грозного царя
Русская стража, состоявшая из детей боярских и казаков, стояла на реках Дону, Быстрой и Тихой Сосне наверняка и ранее середины XVI века. В 1571 году по приказу царя Ивана Васильевича Грозного видный деятель того времени Михаил Воротынский стал главой сторожевой и станичной службы с наказом «ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы польские службы». «Польские» в данном случае означает «находящиеся в поле».
Создавая централизованную пограничную стражу, Воротынский первым делом велел опросить «сторожей и станичников»: «Из которого города и по которым местам, и до каких мест пригоже станицами ездити, и на которых местах сторожам на сторожах стояти…».
В «Приговоре о статичной и сторожевой службе», который Боярская дума утвердила в 1571 году по результатам работы князя Воротынского, была расписана, как сейчас бы сказали, сфера ответственности 73 пограничных «сторож», которые объединялись в 12 разрядов. К первому разряду относились «Сторожи Донецкия».
Как работала разведка на «устрожливых местах»
В «Приговоре» давались требования и указания, как вести себя сторожам и станичникам.
Основное отличие «станичников» от «сторожей» — характер несения их службы. «Сторожа» стояли на вверенном им участке определенный срок, были «глазами и ушами».
Им предписывалось: «Стояти сторожем на сторожах, с коней не сседая переменяясь, и ездити по урочищам».
«Станичники» же выполняли функцию разъездов, патрулируя своего рода вверенный им маршрут. Они-то первыми и отслеживали, не появятся ли «воровские черкасы», татары, степняки-ногаи на одном из шляхов, которые те постоянно использовали для нападения. Станичникам предписывалось действовать мобильно, перемещаться быстро и по возможности скрытно:
«А станов им не делати, а огни класти (разводить костры) не в одном месте, огня в одном месте не класти дважды; а в коем месте кто полдневал— в том месте не ночевати; а в лесех им не ставиться, а ставиться им в таких местах, где б было устрожливо»,— то есть в местах на возвышенностях, которые дают обзор.
Станичникам и сторожам запрещалось приезжать к начальству с новостями, полученными из вторых рук, а не благодаря непосредственному наблюдению — информация должна быть достоверной.
Служба была сменная, сторожа и станичники ездили на службу по «расписанию»: «А сторожем на сторожах стояти с весны по шести недель, а в осень по месяцу».
Известно, что на донецкий участок «фронтира» посылались сторожа из двух российских форпостов — Путивля (сейчас в Сумской области) или из Рыльска (в современной Курской области) с весны на шесть недель.
Перед отправкой на задания станица должна была прибыть в Путивль или Рыльск за две недели. Перед отправкой на службу всё имущество (лошадей и «рухлядь», то есть движимое имущество) станичников необходимо было оценить. В случае стычек станичников с татарами и «отобрания» выдавалась компенсация из государевой казны.
Станицы начинали выезд с 1 апреля с разницей в 14 дней и один день и вплоть до ноября. Все сторожи должны быть постоянно под наблюдением, пока «большие снеги не укинут» — зима считалась препятствием для перемещения противника по шляхам.
Уезжать следовало, только дождавшись смены.
Если станичник или сторож уедет без «перемены» со своего маршрута и по этой причине татары придут на пограничные территории («Государевым украйнам учинится война») — таких следовало наказывать смертью. За опоздание на сторожи со служилых людей взимались деньги по полуполтине на человека на день.
Царские черкасы против «воровских»
С1574 года Иван Грозный поставил новым начальником над сторожевой и станичной службой боярина Никиту Юрьева из клана Захарьиных-Юрьевых, родоначальника будущей царской династии Романовых. Во время правления сына Ивана IV — царя Федора Иоанновича появляется важное новшество: в украинскую сторожевую службу Русского государства начали поступать черкасы, выходцы из Малой России, хорошо знающие татарские шляхи и сакмы в Дикой степи. Ценных специалистов селили в приграничном Путивльском уезде.
Если обратиться к архивам первых лет после Смуты, когда на троне был первый царь из рода Романовых, Михаил Фёдорович, то можно увидеть следующую картину.
К 1630-м годам станичная служба имелась в трех южнорусских пограничных городах в нынешней Белгородской области: в Валуйках, Осколе и самом Белгороде. Самая многочисленная белгородская станичная служба включала в себя 40 конных отрядов — «станиц», в каждой из которых насчитывалось по десять человек. Каждая станица состояла из станичного сына боярского (головы), его заместителя (атамана), шести ездоков и двух вожей — проводников. На 1629 год в Белгороде числилось 400 станичников: 40 станичных голов, 40 атаманов, 240 ездоков, 80 вожей.
Служба в станицах была довольно опасной, ежегодно во время степных рейдов в стычках с татарами или «воровскими черкасами» погибали или попадали в плен белгородские станичники, о чём свидетельствуют сохранившиеся документы того времени.
Миссия станичника Мурзина
Так, 21 июня 1630 года из Белгорода «вниз по Донцу мимо Царева-Борисова городища, к урочищам, к реке Айдар и к Сокольим горам (там, где реки Чёрный Жеребец и Бахмут впадают в Северский Донец) отправилась в дозор станица во главе с сыном боярским Кондратом Труновым.
15 июля в Белгород пришел один станичник из отряда Кондрата Трунова по имени Илья Мурзин — «ранен, застрелен из лука». Раненый рассказал белгородскому воеводе, что при движении к Сокольим горам, возле речки Боровой, их отряд внезапно «съехался» с татарским чамбулом. В войске крымских ханов чамбулами называли небольшие «летучие» отряды, предназначенные для отвлекающих манёвров и для быстрого захвата военной добычи и рабов на территории противника.
Станичники попробовали оторваться от татар, но те их догнали. Во время погони Илью Мурзина ранили, и «станичников Кондрата Трунова с товарищи взяли татарове, и привели их на крымскую сторону реки Донца, на речку на Лугань». Лугань — правый приток реки Северский Донец, протекающий в современных ДНР и ЛНР.
В плену у татар Мурзин пробыл «пять дней, да четыре ночи связан, живот свой мучил», а на пятую ночь сбежал.
Пограничник смог передать белгородскому воеводе информацию, добытую столь дорогой ценой: «И на Лугани-де стоит татар человек со триста и больше». Далее, исходя из накопленного опыта, можно было предполагать, по какой из проторенных дорог противник атакует российское приграничье.
Как Чугуев узнал об угрозе с Лугани
Не менее интересный документ находим в более позднем архиве — за 1645 год. Белгородский воевода Фёдор Хилков пишет коллеге из другого русского «украинного» города — Чугуева (ныне в Харьковской области), Денису Ушакову. Воеводы приграничных российских городов были обязаны «ссылаться» — делиться друг с другом информацией об опасностях из-за кордона.
На сей раз информация была следующей: приехавшие в Валуйки станичники сообщили — «не доехав до Святогорского монастыря вёрст с десять, против Борисова городища» они засекли перемещение группы татар по их традиционной сакме — «набеговой» дороге.
«Прошли-де татарове с ногайской степи, с верховья речки Черного Жеребца к реке Осколку человек со ста и больше, и перелезли они реку Оскол…» Станичники дали прогноз, куда именно пойдут «татарове»: «Под Белгородский уезд, и под Чугуев, и под иные государевы украинные города».
Сведения о приближающемся враге поступили вовремя, и белгородский воевода успел оперативно послать в Чугуев вестовщика с охраной. Город был готов отразить набег во всеоружии.
Станичная и сторожевая служба на южнорусских рубежах была действенным методом оповещения о надвигающейся опасности. Разведка, наблюдение и мгновенная подача вестей людям (воеводам), отвечающим за принятие решений по ликвидации прорывов и рейдов противника на русские украйны.
К слову, в документах 1640-х годов, наподобие того донесения от станичников Валуйки, что мы привели выше, постоянно фигурируют названия местностей, знакомых по сводкам СВО: район Святогорского монастыря (ныне Святогорской Успенской лавры), который был местом столкновений весной-летом 2022 года, местности по реке Черному Жеребцу, где сейчас идут бои за сёла Торское, Ямполовку и Терны. Станичники из Валуек были частыми гостями в Святогорском монастыре. Всё это создаёт дополнительные исторические аналогии.
В том числе, раннего оповещения о постоянной опасности с юга и быстрой кординации между разведкой и командованием, чему можно было бы поучиться у наших предков — но уже для отражения не набегов, а налётов.