Заключенный под стражу в ноябре 2024 года бывший сотрудник пресс-управления канцелярии премьер-министра Израиля Эли Фельдштейн рискует стать фигурантом нового резонансного дела. На сей раз в вину Фельдштейну ставится тайная помощь Катару.

Иван Шилов ИА Регнум

Несмотря на то, что доказательная база у нового дела местами довольно шаткая, оно может нанести репутации премьера куда больший ущерб, нежели ситуация с контролируемыми утечками в прессу из высоких кабинетов.

Друг по совместительству

Будучи сотрудником пресс-управления канцелярии премьер-министра Биньямина Нетаньяху, Фельдштейн в течение нескольких лет совмещал государственную работу с частной практикой, оказывая услуги в области политического консалтинга и брендинга.

В числе его клиентов был и Катар.

В частности, в интересах Дохи израильские консультанты во главе с Фельдштейном разработали стратегию репутационной защиты в ходе подготовки к чемпионату мира по футболу 2022 года. А в дальнейшем помогли частично отыграть позиции катарских брендов на рынке стран Залива, утраченные вследствие дипломатического кризиса 2017–2021 годов.

Примечательно, что с началом конфликта с ХАМАС Фельдштейн, пользуясь служебным положением, активно транслировал журналистскому пулу идею об «исключительной роли» Катара в урегулировании кризиса в Газе.

И делал это настолько успешно, что на каком-то этапе израильская пресса сама стала выдвигать Катар на передний план, подчеркивая его определяющий, по сравнению с Египтом и Иорданией, вклад в переговоры.

Доха, со своей стороны, лишь дополнительно множила позитивные инфоповоды, используя для этих целей возможности собственного «карманного» медиахолдинга «Аль-Джазира».

Однако контракт пришлось спешно разрывать осенью 2024 года — сразу после ареста Фельдштейна израильскими силовиками.

«Пустые домыслы»

Первое появление «катарского досье» в израильской прессе вызвало скорее вопросы, чем негодование.

Тем более что Фельдштейн, как и двое других обвиняемых по «катарскому досье» — Йонатан Урих (креативный директор избирательного штаба партии «Ликуд»)и Срулик Айнхорн (бывший пресс-секретарь «Ликуд», советник премьера), — вёл активную международную работу и консультировал не только Катар, но и других потенциальных партнеров Израиля на Ближнем Востоке и за его пределами.

Не используй они для этих целей конфиденциальные материалы из премьерской канцелярии, подобная работа вполне могла бы стать частью «кулуарной дипломатии» еврейского государства.

Однако фактор ХАМАС внес свои коррективы в восприятие ситуации.

Довольно быстро стало ясно, что статус «равноудаленной силы» в диалоге между ХАМАС и Израилем у Катара появился не просто так и был «сильно преувеличен». Так, например, решение Дохи не оказывать давление на «политический офис» ХАМАС было подано как «проявление гибкости и дипломатичности».

Также по странному стечению обстоятельств очень быстро был замят скандал с лагерями подготовки подразделений ХАМАС в сирийском регионе Африн, к строительству которых якобы были причастны катарские подрядчики.

Череда подобных совпадений лишь укрепила у сторонников обвинения убежденность, что фигуранты «катарского досье» до последнего помогали Дохе гасить международные скандалы «в зародыше», используя для этих целей в том числе документы из премьерской канцелярии. Тем более что все трое теоретически могли пользоваться соответствующими доступами.

И хотя адвокаты Фельдштейна называют подобные умозаключения «пустыми домыслами», объяснить, каким образом Катар успевал реагировать на непрогнозируемые кризисные ситуации с минимальными имиджевыми потерями, обвиняемые пока не могут.

Дополнительным штрихом к делу служит тот факт, что Урих и Айнхорн параллельно проходят подозреваемыми по делу о запугивании чиновника Шломо Фильбера. Последний якобы был вынужден отозвать показания о коррупционных связях Нетаньяху после «многодневного психологического давления» со стороны функционеров «Ликуда».

Премьер всё знал?

На первый взгляд, появление «катарского досье» в деле об утечках из канцелярии премьер-министра не несет каких-либо существенных откровений. Доводы об использовании конфиденциальных документов при консультировании Катара весьма шаткие и не имеют доказательной базы.

В поисках подтверждений обвинение частично опирается даже на заявления «анонимных журналистов», ранее работавших с Фельдштейном.

Более того, объединение двух делопроизводств в одно является закономерным шагом — тем более что ключевые фигуранты в обоих случаях одни и те же, а большую часть пунктов обвинения можно свести к одному — злоупотребление служебным положением.

Тем не менее недооценивать долгосрочное влияние «катарского досье» на международную политику не стоит.

Оно дает противникам Нетаньяху хороший и, что важнее, долгоиграющий козырь. Оппозиция фактически получила возможность говорить, что «сильный ХАМАС», который израильские войска не смогли до конца уничтожить за полтора года боевых действий, взращен при непосредственном участии приближенных премьера.

В более широком смысле могла иметь место и «преступная халатность», поскольку консультанты Катара осознавали риски утечки данных от Дохи к функционерам ХАМАС и всё равно пошли на опасную сделку. И более того — риски осознавал сам Нетаньяху, который, вероятнее всего, был в курсе действий своего пресс-секретаря и его партнеров.

Такая постановка вопроса уже позволяет «перебросить мостик» к созыву специальной комиссии по расследованию причин неготовности израильских структур к нападению ХАМАС, учреждение которой Нетаньяху из раза в раз успешно торпедировал.

И «катарское досье» в данном случае может стать аргументом не в пользу премьера. Особенно с учетом того, что долгожданный обмен заложниками не принес израильскому обществу облегчения.

Напротив, израильтяне увидели на руинах Газы сотни новых бойцов, готовых в случае чего продолжать противостояние. И сама мысль о том, что к укреплению ХАМАС может быть причастно, пускай и очень косвенно, первое лицо государства, способна спровоцировать новый виток политического кризиса в Израиле.

Особенно когда Нетаньяху старательно хранит молчание.