План шальной императрицы. Как провал французского заговора спас Новороссию
За то, что на карте России появилась Новороссия, потомкам надо сказать спасибо трём женщинам — императрицам: Анне Иоанновне, Елизавете Петровне и Екатерине II Алексеевне.
В правление первой из них, Анны Иоанновны, на землях бывшего Дикого поля, между Днепром и Северским Донцом, был выстроен укреплённый рубеж — Украинская оборонительная линия («украиной» тогда называли казачьи земли в среднем Поднепровье). Пока русская армия «била турку» в степях Причерноморья, у края империи обживались запорожские казаки, переселенцы из великоросских губерний и потомки старожилов-однодворцев.
Вторая, Елизавета Петровна, открыла дорогу к заселению пустующих земель трудолюбивыми и лояльными колонистами — были созданы военно-поселенческие провинции Новая Сербия и Славяносербия. Как следовало из названий, мигрантами были единоверные и близкие по языку беженцы из Османской империи.
Наконец, третья из женщин-правительниц — Екатерина Великая объединила Украинскую линию, Славяносербию и Новую Сербию в Новороссийскую губернию, чьи границы расширились до берегов Чёрного моря, отвоёванных у турок Румянцевым-Задунайским и Суворовым. Победы русского оружия гарантировали скорое превращение бывших татарских кочевий в край, густо населённый великороссами и малороссами, военный форпост и торговые ворота империи.
Но 6 декабря 1741 г., в день восшествия на престол Елизаветы Петровны, ничто не предвещало, что она сможет передать «новороссийскую» эстафету от деспотичной Анны — просвещённой Екатерине.
И дело было не в якобы легкомысленном нраве «дочери Петровой».
Когда Алексей К. Толстой писал «весёлая царица была Елисавет, поёт и веселится — порядка только нет» — он всё-таки преувеличивал.
Дело было в том, что приход к власти Елизаветы Петровны был, как бы сейчас сказали, прозападным проектом. Но по итогу оказался огромным разочарованием для «наших европейских партнёров».
Невеликая, но бескровная французская революция
Для того чтобы описать захват власти «кроткой Елисаветой» (не первый, но далеко не последний в череде петербургских дворцовых переворотов, которые в европейской переписке тех лет часто назывались «революциями»), нужно хотя бы кратко напомнить о специфике тогдашней царской власти.
Пётр Великий отменил традиционный порядок перехода власти от отца к старшему сыну, и вплоть до Павла I на престоле оказывались любые члены царской фамилии, которым повезло заручиться поддержкой вельмож и, главное, гвардии. Так на престоле оказалась племянница Петра Анна Иоанновна, которая «трудоустроила» уже своих родственников.
В 1741 году императором и самодержцем числился внучатый племянник Анны Иоанновны Иоанн Антонович, которому не исполнилось и года. За царя-младенца правила мать — регентша Анна Леопольдовна и её муж, герцог Брауншвейгский Антон-Ульрих. Брауншвейгское семейство недавно свергло (а точнее — гвардия свергла) всесильного временщика Бирона, но в его отсутствие с правлением не справлялось. Что раздражало практически всю элиту.
А солдаты гренадёрской роты Преображенского полка, которые буквально внесли цесаревну в Зимний дворец, были щедро вознаграждены из кошелька французского посла маркиза де ля Шетарди. Он считается «спонсором» заговора — вряд ли без ведома своего короля Людовика XV Возлюбленного, пожалуй, самого влиятельного правителя тогдашней Европы.
Хитрый план доктора Лестока
У организаторов самого бескровного из дворцовых переворотов, впрочем, были определённые сомнения по поводу «принцессы Элизабет». Лесток писал, что та под влиянием «национальных настроений» будет способствовать самоизоляции России от Европы. Но ставка была сделана на политическую неопытность «принцессы». Её «национальные настроения» можно было бы использовать, чтобы побудить Елизавету отказаться от петровских завоеваний — к выгоде Европы.
К середине 1742 года устами лейб-медика Лестока, консультировавшего молодую царицу и по государственным вопросам, была сформулирована первая внешнеполитическая программа её правления. Эта программа стала плодом хитрой — в духе XVIII века — многоходовки.
Программа предусматривала сближение с Францией. Это, мол, избавит Россию от противостояния с нашими историческими противниками — Османской империей и Швецией. Лесток и Шетарди внушали Елизавете: версальский двор обладает большим влиянием и на султана, и на шведского короля. И это была правда — Франция была постоянным и сильным союзником турок и шведов в борьбе с Австрией.
Данное обстоятельство объяснялось большим влиянием Версаля на Константинополь и Стокгольм, которые были историческими союзниками Франции в борьбе с Австрией.
Но у французов был собственный интерес: уже семь лет Людовик возглавлял коалицию европейских держав, которая вела изнурительную войну с Габсбургами. Война за австрийское наследство 1740–1748 годов, в которую были втянуты все тогдашние мировые игроки — от Англии и Испании до Пруссии, вообще, считается одним из кандидатов в «нулевые мировые».
Российская империя в этой войне «играла» за австрийцев против французов.
План Лестока выбивал нашу страну из числа противников Франции и одновременно навязывал нам в «друзья» исторических врагов — шведов и турок.
Если бы план «выгорел», то это бы изменило историю не в лучшую сторону. Никакой Славяносербии и других поселенческих провинций на юге просто бы не возникло. Ведь создание наших «колоний» на этих землях противоречило интересам «новых союзников» России — Османской империи и зависимому от неё Крымскому ханству.
Предложения лейб-медика легли на благодатную почву, ведь в начале правления Елизавета Петровна не скрывала своего франкофильства. Но что-то пошло не так.
Мария Терезия, король Венгрии
На момент переворота Елизаветы дела австрийских Габсбургов обстояли особенно плохо. Прусско-франко-баваро-саксонская коалиция овладела Силезией, Богемией и даже частью собственно Австрии. Испанские войска угрожали австрийским владениям в Италии. Под вопросом было само существование Дунайской империи.
Но именно в этот момент произошли события, которые предопределили в том числе сербскую колонизацию юга России.
В ноябре 1741 года правительница Австрии Мария Терезия была провозглашена «королём» Венгрии (так как феодальное право мадьяр не допускало женского правления) и обратилась за поддержкой к венгерским магнатам.
На собранные ими средства было создано венгерское ополчение. Кроме того, из австрийских славян, в том числе сербов, формировались отряды гусар, пандуров (наёмников-пехотинцев), пограничной стражи, вольных стрелков.
Благодаря этим мерам против врагов Австрии развернулась «малая война». Под постоянными ударами оказались вражеские коммуникации, склады с продовольствием, мелкие гарнизоны и отряды. Гусары и ополченцы смогли сковать силы противника, и австрийцы перешли в контрнаступление.
Всё это произвело сильное впечатление в России, чьим союзником Австрия всё ещё формально являлась по договору 1726 года.
Кроме того, в Петербурге оценили внезапное признание Веной императорского титула российских монархов, произошедшее в январе 1742 года.
«Разворот над Атлантикой» канцлера Бестужева
В то же время вокруг назначенного на пост вице-канцлера Алексея Бестужева-Рюмина возникла антифранцузская партия, выступавшая за союз с Австрией и Англией. Бестужев вступил в противоборство со сторонниками альянса с Парижем. Императрица поддержала Бестужева, который в 1744 году был назначен канцлером.
По своему значению этот патриотический поворот можно сравнить разве что со знаменитым «разворотом над Атлантикой» Евгения Примакова, после которого из нашей внешней политики стало уходить западничество.
Несмотря на всё франкофильство Елизаветы Петровны, «весёлая царица» быстро нарабатывала опыт управления Россией, опыт понимания того, что такое «тонкий европейский политик» и каковы геополитические интересы империи.
К тому же стало известно о попытке создания антироссийского прусско-османского альянса.
Таким образом, полагаться на французские гарантии добрососедства России и Османской империи было нельзя. А это значит, что южная граница державы Романовых явно нуждалась в усилении — от турок и Крыма.
Как серб по фамилии Хорват появился в Миргороде
В этих условиях в Австрии очень «своевременно» начались реформы австрийского «казачества» — граничар (пограничников), которых набирали из сербов для службы на южных границах владений Габсбургов. В знак признательности венграм Мария Терезия стала передавать граничар под управление мадьярских офицеров — что возмутило сербское войско.
Сразу несколько командиров стали проситься на службу к православной русской царице. На их счастье, в 1750 году, когда развивались эти события, послом России в Австрии был Михаил Бестужев-Рюмин, старший брат российского канцлера.
Он заинтересовался идеей сербской эмиграции и составил о ней максимально комплементарное письмо — запрос в Петербург.
Императрица выразила готовность принять сербов. Тем более что «сестра-государыня» Мария Терезия дала добро на то, чтобы полковники Иван Хорват, Николай Чорба и другие «токсичные» противники военной реформы перешли из австрийской службы на русскую.
В 1751 году полковник Хорват приехал в Россию и заверил, что за ним приедут еще несколько тысяч сербов. Царица изначально планировала поселить колонистов в Поволжье, но жители Балкан желали остаться поближе к родным краям. И Елизавета поселила команду Хорвата на Правобережье Днепра, в районе местечка Новый Миргород (современный город Новомиргород).
Так на территории нынешней Кировоградской области Украины образовалась военно-поселенческая провинция Новая Сербия (заселённая отнюдь не «чистокровными украинцами»), а к востоку от Днепра, на севере нынешних ДНР и ЛНР, — провинция Славяносербия. Так что Донбасс стал нашими «новыми территориями» задолго до 2022 и даже 2014 года.
Вскоре для прикрытия Новой Сербии от татарских набегов была построена крепость Святой Елизаветы, впоследствии — Елисаветград (ныне — Кировоград, или в терминологии киевского режима — «Кропивницкий»). Именно в этой заселённой русскими и сербскими колонистами крепости разместились органы управления новой Новороссийской губернии.
Молдаване не гастарбайтеры
Селиться в Новой Сербии, как и в созданной к востоку от Днепра Славяносербии (она располагалась на севере нынешних ДНР и ЛНР) разрешалось лишь «выходцам только из Молдавии, Валахии, Македонии, Сербии», а «не из других каких народов». Поселенцы привлекались налоговыми льготами, земельными пожалованиями, выплатами жалования и субсидий.
Однако надежды на массовый приток сербских граничар не оправдались. Австрийские власти стали ограничивать деятельность российских вербовщиков, которым довольно быстро удалось сагитировать на эмиграцию сотни желающих. Для военных поселян, пытавшихся самовольно выехать в сопредельные государства, была введена уголовная ответственность.
Выход в пополнении новосербских и славяносербских полков был найден в вербовке в них молдаван. В декабре 1754 г. население Новой Сербии составляло 2225 мужчин и 1694 женщин. 76% мужского состава составляли молдаване и валахи.
Но командные должности в провинции занимали лишь сербские офицеры. Численность мужского сербского населения в тот период составляла 257 человек, македонцев — 124, венгров — 79, болгар — 57.
Основная часть молдавских переселенцев шла из междуречья Прута и Днестра, а также из Подолии. Молдаван в Новую Сербию выталкивали притеснения, чинимые им в родном княжестве турками и особенно татарами. Крупный приток молдавских переселенцев на Днепр зарегистрирован в 1758 году, когда Молдавия подверглась самому опустошительному в своей истории татарскому набегу.
Сербские военно-поселенческие провинции стали первым опытом интеграции молдаван в новороссийский проект. При Екатерине II он использовался во время создания Бугского (в значительной мере молдавско-балканского) казачьего войска, щедрыми земельными пожалованиями молдавской знати и привлечением её на службу.
Плацдарм для броска на юг
Тем не менее темпы прироста числа иммигрантов на Правобережье Днепра были не такими высокими, как ожидали власти. По состоянию на 1757 год здесь жили 5482 переселенца (обоих полов), на 1761 год — 11 179.
Численность располагавшегося рядом с Новой Сербией Новослободского казачьего полка росла значительно быстрее. Но казаки на границе Дикого поля селились бесплатно, в то время как «регулярные» военно-поселенческие провинции потребляли значительные ресурсы.
Последним эпизодом в организованной миграции сербов из державы Габсбургов стал 1758 год. Тогда с Балкан пришла крупная группа переселенцев в 800 человек. При вербовке они представились черногорцами (венецианскими подданными с большим опытом войн с турками), но в России большинство из них призналось, что были сербскими «обывателями», то есть мирными жителями из австрийских владений. Военного опыта в большинстве своём они не имели.
После истории с лже-черногорцами очень дорогостоящий проект переселения иностранцев правительство Елизаветы Петровны свернуло. Тем более что в условиях напряжённой Семилетней войны свободных средств в казне не было.
Серьёзно укрепить южное пограничье за счёт сербских полков в середине XVIII века не удалось, что и показали события Русско-турецкой войны 1768–1774 годов, которую вела третья сильная женщина на русском троне — Екатерина Великая. Тем не менее Новая Сербия выполнила важную политическую роль, ограничив контакты Запорожской Сечи с враждебной нам Польшей.
Символично, что беспокойную и слабо поддающуюся контролю Сечь в конце концов разогнали русские войска генерал-аншефа Петра Текели — серба, перешедшего из австрийской на русскую службу.
Демографическое эхо от существования Новой Сербии и Славяносербии продолжало ощущаться до недавних пор. Согласно последней Всеукраинской переписи населения 2001 года Кировоградская и Донецкая области характеризовались одними из самых значительных молдавских общин (8,2 и 7,3 тысячи человек соответственно). Сложно объяснить их формирование в Поднепровье и на Северском Донце чем-то иным, нежели переселенческой политикой Елизаветы Петровны.
И главное — в весёлое царствование Елизаветы империя при помощи военной и дипломатической силы неуклонно продвигалась на юг. Чтобы позже «прирасти» благодатными землями Причерноморья — которые сейчас приходится возвращать с боем.